Валентина Болгова - Багульника манящие цветы. 2 том

Ах, эти мужики! Никаких тонкостей чувств им не дано. Принимают всё за чистую монету. Есть, что есть, а покопаться поглубже, им лень.

А Митина улыбка выдавала тайну, но никто, кроме самой Раиски это не заметил. Катерина произнесла:

– На тебя, Раиска, похож сын. А теперь и на Сашко, как мы убедились.

У Раиски боролись два чувства. Одно обидное за сына – Пашка так и не заметил свою улыбку в собственном сыне. Другое – хорошо, что не заметил. Им с грузином это на руку. Для неё сейчас было куда важнее – доброе отношение своего мужа к Мите.

После того, как гости ушли, грузин обнял Раиску с Митей и прошептал трепетно:

– Я так вас люблю, мои родные. Я мечтаю о том, что – бы у нас было большая, дружная семья. Когда – нибудь у нас появится ещё мальчик или девочка, и ещё. Мы поедем к моей маме, и она скажет, утирая от радости слёзы:

– Наконец – то ты вернулся, мой Сашико! У тебя красивая жена и очаровательные дети! Ты счастлив, мой сын, значит, счастлива и я!

Раиска произнесла с полной серьёзностью:

– Я так хочу, что – бы у нашего Мити были и братья и сёстры. Мы обязательно поедем в Грузию, и обязательно порадуем твою маму, Сашко.

Митя же про себя подумал, что лучшего отца ему не надо!

Лёнька обрадовался новому другу. Митя был такой же заводной, как и он. Лёнька сразу признал в нём родственную душу и сразу доверил ему все свои мальчишечьи тайны. Он поведал ему о своём погибшем друге Виталике и Бучиной горе, о том, что совсем недавно нашёлся его дед Степан.

Прошлое своего деда Лёнька решил не касаться. Митя, зная всю историю жизни своей бабушки Дуси и деда Степана, слушал Лёньку, и ему так хотелось признаться, что и он, и дед Степан с бабушкой Дусей и Лёнькин отец – все они родные и близкие ему люди, что с Лёнькой они родные братья. Но он сдерживал себя и думал, как долго может эта тайна длиться? Наверняка, кто – нибудь, как – нибудь случайно, да проболтается. Может, кто – то и проболтается, но только не он. Лёнька обещал Мите показать ту сопку, на которой похоронен друг его деда Степана.

Выбрав подходящий день, Лёнька начал собирать рюкзак. Собирался он в этот поход вполне серьёзно и обдуманно. Митя наблюдал, как Лёнька наливал воду, отрезал хлеб. Положил в рюкзак свечу, картошку. Спички само собой, но вот зачем свечка нужна в походе среди дня, Митя не мог понять. И только на вершине сопки понял. Лёнька отмерил три шага от большой сосны, присел и стал убирать с земли накинутые ветки и сосновые шишки. Митя молча присоединился к своему брату. Очистив полностью площадку, Лёнька со знанием дела стал доставать из рюкзака всё, что принёс. Налил в стакан воды, положил сверху хлеб, зажёг свечку. Потом произнёс:

– Это могилка Бучи, дедушкиного друга. Вот для чего свечка – в память об умерших людях зажигают её. Митя посмотрел на Лёньку, сказал:

– Тогда, давай, помолчим, так полагается.

Они поднялись с земли, отряхнули с себя прилипшие иголки от сосны и молча постояли минуту, другую, глядя на то место, где покоился неизвестный для Мити, Буча.

Потом они развели костёр, положили, разумеется, в него картошку. Пока горел костёр, и пеклась картошка, мальчики разговаривали.

– Знаешь, Митька, у меня есть две бабушки. Одна в деревне, где папа родился, другая в Германии. Та, которая в Германии, бабушка Маша, она добрая, а та, папина мама, бабушка Дуня, она злая. Нас с Танюшкой не признаёт. Я случайно подслушал разговор отца и мамы. Папка уговаривал её поехать в отпуск к ней, а моя мама ответила, что к его матери она не поедет, и детей своих к ней не повезёт, потому что та совсем не любит ни её, ни её детей, то есть нас, с Танюшка.

– А что твой отец? Он что говорил?

Говорил, что это было давно и нечего былое вспоминать. Что его мать, как только увидит нас, так сразу и полюбит. А разве нас нужно обязательно увидеть, что – бы полюбить?

Митя, понимая, о какой бабушке идёт речь, решил друга успокоить:

– Они оба ошибаются; и твой отец, и твоя мама. Бабушка вас с Танюшкой любит, не может не любить, потому что вы дети любимого её сына. Вам давно нужно было приехать, обнять её и дать ей шанс пообщаться с вами. Поверь, мне, что вы с Танюшкой были бы для бабы Дуни самыми родными. Это всё взрослые виноваты. Это они находят сами для себя лабиринты, запутываются в них, тем самым запутывая и детей своих.

– Да, и ничего с этим не поделать – они же взрослые, а значит, правы во всём» – cогласился с Митей Лёнька и вздохнул.

Мальчишки ели печёную картошку, парочку картофелин положили на могилу Ване, потом Лёнька произнёс:

– Пойдём, Митяй со мной, хочу посмотреть кое – что. Заглянув под корягу, куда они с дедом оставляли продукты, Лёнька обнаружил, что продукты и отцовская ветровка отца были на месте.

– Значит, так и не вернулся, – проговорил он задумчиво. Потом снова произнёс с досадой:

– Ну, теперь точно не дойдёт. Зря он не забрал всё это. Вот, дуралей!

Постояв снова в раздумье, Лёнька затолкал ветровку, оставленную для напарника Бучи, в рюкзак, и дал понять Мите, что они отправляются назад, в посёлок. Перед тем, как расстаться, Лёнька сказал:

– Хорошо, Митька, что ты приехал. Теперь у меня снова есть друг!

Они везде были вместе. И хотя ссорились из – за мелочей, им было друг с другом интересно.

Митя, прожив последние годы с двумя бабушками и дедом, был избалован чрезмерной любовью и вниманием, и это было очевидно. Заметив однажды, как тётя Рая вымывает его ботинки, Лёнька удивился:

Ты что, позволяешь своей маме мыть свою обувь? Мажешь ты, а моет другой? Ну, ты даёшь, Митяй! Я никогда не позволяю маме мыть свои ботинки. Я ещё и Танюшкины иногда мою. Они же устают, наши мамки. Под землёй работают! Да и стыдно нам, что – бы нам мамы носы вытирали, мы же уже пионеры, Митяй! Ты приучайся к бамовской жизни, здесь бабушек и нянек нет.

Наши мамы и папы приехали сюда, что строить БАМ и мы должны им помогать, понял?

Мите стало стыдно – до чего докатился! Раньше за него всё делали бабушки, и он просто не замечал этой ерунды. Но теперь перед Лёнькой ему стыдно стало. Щёки его покраснели. Опустив голову, Митя тихо произнёс:

– Я скоро привыкну всё делать сам. Там, в деревне за мной так и ходили – Митенька, не упади, Митенька, иди, гуляй, мы сами всё сделаем. И так все четыре года. Я и отвык от самостоятельности.

– Ничего, здесь ты к ней привыкнешь. Не переживай, это поправимо.

Осенью мальчишки пошли вместе в школу, вместе сели за одну парту.

Общительный Митя в классе стал сразу своим. Ему было всё интересно, и он без конца задавал вопросы то учителям, то своим одноклассникам.

В первый день учёбы, перед тем, как начать урок, их учительница объявила о том, что их одноклассник, Соболев Виталий больше никогда не будет с ними. Весь класс поднялся, и молча стояли, в память своего одноклассника.