Римма Ульчина - Мистический роман, или Заложница кармы

Таинственный Овал медленно вращался вокруг своей невидимой оси. Перед Маргаритиными глазами проходила жизнь родителей до ее рождения и после него. Все то, о чем она не могла знать, а тем более, помнить. Весь расклад тех страшных событий, которые родителям довелось пережить. Овал продолжал вращаться. Один год сменялся другим. Роковые события ломали привычный уклад их жизни, вероломно врываясь и забирая у Риты самых близких и любимых ею людей.

– Господи! Я не хочу! Пощади… – шепчет женщина, еле шевеля побелевшими от страха губами.

Но медленно вращающийся Овал неумолим. Виток. Еще виток. И на его дне оседают прожитые годы, а новые витки продолжают высвечивать трагические события далеких лет, канувших в вечность.

– Неужели это я? – выдохнула Маргарита. Но Овал не оставляет времени для размышлений. Он четко выполняет свою работу. Неимоверным усилием воли она сбрасывает с себя тяжесть прожитых лет вместе с рыданиями, разрывающими душу.

Отец… Это же мой папа!

Отец и мать сидят рядом. Мама плачет, прикладывая маленький кружевной платочек к своим покрасневшим глазам.

Это же тот самый платочек, затейливые кружева которого приводили меня в восторг. Родителей давно уже нет. Они ушли из жизни молодыми, красивыми, полными жизненных сил людьми. Сначала мама, а через несколько лет папа. А я вижу их живыми…

И вдруг Маргарита услышала голос отца:

– Лисенок, успокойся! Войну пережили. Поверь мне, что эта командировка просто чепуха! Поеду, осмотрюсь, получу квартиру и пришлю вам вызов. Потерпи. Все будет хорошо!

– Саня, милый! Но в тех местах, куда ты должен лететь, еще идет война! Я слышала, что там орудует хорошо обученная и отлично вооруженная группа отъявленных головорезов.

– Люсенька, насколько я знаю, в Генштаб тебя не приглашали. Тогда откуда такие точные сведения? – отшучивается отец.

– У офицерских жен своя почта. Понимаешь?

– Немножко, – смеясь, ответил отец, обнимая плачущую жену за плечи. – На войне – как на войне. А пограничники всегда на передовой. Нам с тобой не привыкать. Не переживай. Все образуется. Вот увидишь!

А про себя подумал: «Одно слово – офицерские жены. Точнее и не скажешь».

Еще виток… И молодая женщина видит город своего детства. Город, в котором она росла. А если точнее, они росли вместе. Он рос и заново отстраивался, обрастая многоэтажными домами, стоящими по бокам широких и шумных магистралей.

«Как же он красив!» – с гордостью подумала Маргарита.

Видение исчезло, и женщина увидела свой город как бы со стороны, через призму ушедших десятилетий. Сейчас перед ней лежали груды развалин. Обгорелые и черные стены, скорбные памятники чьих-то разбитых жизней. Они четко видны на фоне безоблачной голубизны неба. Пыльно-серый город. Голод. Серая, беспросветная жизнь.

– О-о-о! – почти задыхаясь, вскрикнула она.

Мгновенье. Разворот на миллиардную долю градуса, и горячие лучи весеннего солнца пригрели искореженную войной землю. Его теплые, нежные и по-матерински ласковые лучи старались как можно быстрее прикрыть зияющие раны войны зеленым покрывалом из молодой и сочной травы. Зацвели каштаны. Их резные листья и большие пирамидальные соцветия, похожие на праздничные свечи, пели ликующий гимн весне, солнцу и долгожданному миру.

Зачарованная Маргарита видит воинскую часть, в которой служил отец. Дом. Его фасад. Улицу. Узкий тротуар, отделяющий его от проезжей части дороги.

– Боже! – не сдержавшись, вскрикивает она. – Это та самая проклятая дорога! Дорога в никуда!!! Столько раз я ее кляла как в мыслях, так и наяву! – и женщина на секунду прикрыла глаза, чтобы успокоить не в меру расшалившееся сердце…

Овал продолжает медленно вращаться, и Маргарита снова погружается в эти видения наяву.

Задняя часть здания гармонично вписывается в довольно уютный двор, главным украшением которого служит ажурная беседка, увитая зеленью дикого винограда. Она делит двор на две равные части. Центральную часть дома занимают покои церковного старосты. И удивленная молодая женщина видит вышедшего из дома сухощавого мужчину среднего роста, неопределенного возраста, под мясистым носом которого проглядывает седая щеточка усов. Выглядит он элегантно и презентабельно. А красивая, моложавая, в ореоле пышных белокурых волос женщина выходит на крыльцо и смотрит ему вслед.

– Господи! Так это же Николай Николаевич и его жена Мария Ивановна! Наши соседи. А вот и фруктовый сад!

Сад весь в цвету. Яблоня цвела крупными розовато-белыми соцветиями. Вишня – маленькими, белыми, густо облепившими ее цветами. Груша – розовым, а слива отливала фиолетовым с небольшим лиловым оттенком. Все цвело, благоухало и радовало глаза своей необузданной красотой. Почувствовав тонкий пьянящий аромат, Маргарита так же, как и в детстве, вдыхает его полной грудью, стараясь как можно дольше удержать в себе.

Справа к покоям старосты примыкает их двухкомнатная квартира с большой кухней и маленькой прихожей. В спальне родителей стоит кроватка ее братишки Толика. А другая часть двора напоминает собой развороченный муравейник, который находится в самой сердцевине еврейско-украинского «табора». Там вечно творилось безобразие, помноженное на абсурд.

– Не квартира, а настоящий Содом! – возмущенно приговаривала Мария Ивановна, и Маргарита увидела «Содом» в его полном «великолепии». Там жила семья из шести человек. Глава этой шумной компании, еврей по национальности, женился на зловредной бабище. Звали ее Любовью, а ее благоверного Арнольдом, что в переводе с немецкого означает «царствующий орел».

Так вот, этот, с позволения сказать, «орел» слыл злостным бездельником и болтуном. Молодая женщина видит, как он выходит из дома под аккомпанемент проклятий своей толстозадой «сирены» с гордо поднятой головой, важно вышагивая в засаленном сюртуке и сомнительного вида галстуке, с неизменной тросточкой в руке. Выйдя со двора, он всем встречным отвешивает изящный полупоклон и отбывает в неизвестном направлении. А за ним следом выскакивает его дочь.

Неужели это Лили?! Внешне само совершенство: высокая, смуглая, с вьющимися волосами. Ее синие глазищи с веселым вызовом и отвагой смотрят на окружающий ее мир. Только Лили могла двумя выразительными фразами заткнуть рот ненавистной мачехе.

В квартире этой «достойнейшей» четы жили две старые девы преклонного возраста, родные сестры «орла»… А вот и они…

Маргарита видит двух старух, закутанных в рваные, выцветшие от времени пледы. Старушки похожи на двух нахохлившихся, побитых жизнью наседок. Бедняжки сидели тихо, боясь лишний раз пошевелиться. Они боялись собственной тени, но больше всего на свете они боялись потревожить сон «мерзавки», которая изощренно и методично вымещала на них всю гнусность своего характера.