Анатолий Нутрихин - Мальчик из Тобольска. Повесть о детстве Д. И. Менделеева

Голоса разносятся над ночным лугом. Проснулся Ваня. Поёт уже не один Петька, а все. Но азарт постепенно певцов ослабевает. Ночь настраивает на покой, и задор уступает место мечтательности, даже грусти. Ганька заводит песню о казаке, который возвращался издалёка в родные края, мечтая увидеть жену. Приезжает он в село, а казачка ему изменила, «другому сердце отдала». Переживает муж, мальчишкам его жаль.

– Не раскисать! – командует Петька.

Лукаво окинув взглядом ватагу, он предлагает потешиться в загадки. Остальные соглашаются, и Шишов продолжает:

– Братцы, смекайте. Кто сообразит первым, даёт остальным по щелчку. Играть безотказно и без обмана. Слушайте: два стоят, два лежат, пята ходит, шеста водит, седьма поворачивает?

Митя торопливо перебирает в уме возможные ответы и выпаливает:

– Мельница!

– Нет.

– Телега, – неуверенно произносит Паша. Он смущен собственной несообразительностью, все-таки гимназист…

– Туго отгадываете, сударики, – торжествует Петька.

– Ответ нехитрый – дверь!

Проигравшие подставляют лбы, и Шишов бьёт старательно и щадит только Ванятку.

Надоедают и загадки. Мальчики засыпают на охапках сена из смётанных на лугу копен. У гаснущего костра – один Шишов. Время от времени он подбрасывает в огонь сучья, и те вспыхивают, посылая в небо густые жёлтые искры.

Ночь кажется Петьке бесконечной. Наконец он тормошит Митю, и уже новый сторож заботится о костре и табуне. Шишов прижимается к теплому боку Ванятки и засыпает.

Мите зябко. Он кидает и кидает в костер сучья. Над головой небо, усыпанное мерцающими точками звёзд. Где предел вселенной? Астрономы проникли в тайны природы, но и им не всё ведомо… Между тем, мириады небесных светил тают: скоро наступит утро. Да, хороши поездки в ночное!

…Митя вспомнил бы и другие приятности летней жизни в Аремзянском и ещё постоял на крыльце, созерцая благодатную картину деревенского утра, но заморосил дождь. Пришлось податься в сени и оттуда, из глубины дома, наблюдать, как набирают силу косые блестящие струи. Бойко закапало с крыши. От крыльца по тропинке потекла под уклон вода…

Дождило недолго, и небо прояснилось. В ближнем лесу ожил птичий пересвист. Ветер вновь заиграл ветвями кедров, елей, берёз… Ему есть, где разгуляться: тайга окружает село, словно море островок. В лесной глухомани бродят медведи и волки. Ни раз, собирая ягоды и грибы, Митя натыкался на величавых лосей, неспешно удалявшихся в чащу.

Двигайся без лишнего шума и, возможно, увидишь в лесу бурундука, белку-летягу или труженика дятла. Наступишь на сухой сук – обнаружишь себя. И застрекочет бдительная сорока, взбаламутит лесную живность, которая затаится.

У обитателей леса своя жизнь, повадки, у сельчан – свои. Аремзяне – народ спокойный, покладистый. В повседневности держатся дедовских обычаев и навыков. От отцов научились пахать, сеять, жать, косить, порядок в семье блюсти. Живут не хуже, чем в соседних деревнях. Даже лучше: в их селе есть стекольный завод (его и фабрикой называют). В летнюю пору крестьяне с раннего утра до позднего вечера – в лугах, в поле, на огороде. На заводе в страдную пору больше трудятся вольнонаёмные работники. Мастера изготовляют чаши и блюдца, тарелки и вазы, бутылки и рюмки, штофы и стаканы. Всего не перечесть.

Братьям Менделеевым любопытно, как из простой белой глины и кварцевого песка делают чудесные вещи. Паша и Митя часто ходят в гончарную мастерскую и в «гуту». Так называется сарай, где установлена стеклоплавильная печь. Если рабочие устали или у них что-нибудь не ладится, то они прогонят незваных гостей. А в добром настроении – пошутят и на вопросы ответят. Иван Павлович в свободную минуту сам ведёт сыновей к печам, знакомит их с процессом производства.

– Дело у мастеров, на первый взгляд, нехитрое, – говорит он. – Плавь песок, добавляй соду, красители… А нужны годы, чтобы из новичка стеклодув получился. К жаре надо привыкнуть и глазомер отточить. А главное – почувствовать, что стекло – живое. Вот Маршанов чует…

У Сергея Маршанова – крупного сорокалетнего мужика – рубаха меж лопаток потемнела от пота. Влажно блестит лоб, перехваченный ремешком. Стеклодув ловко ставит на горелку тяжёлую посудину. Вскоре в ней клокочет расплавленная масса.

– Берегись! – остерегает Маршанов мальчиков и жестом велит посторониться.

Он берёт железную трубку и, округляя щеки, выдувает прозрачный дышащий шар, придаёт ему форму графина. И какого красивого! Однако Сергей морщится: он недоволен и отдаёт графин помощнику, который кладёт его в ларь для отходов, который уже полон кусков спёкшегося зелёного стекла.

Мальчики берут оплавленные обломки и смотрят сквозь них на солнце. Стекла искрятся, переливаются изумрудными красками. Чудесное зрелище, такое не забывается никогда!

С середины лета что-то изменилось в размеренной жизни села. Причину Митя уяснил себе только из разговоров мужиков, которые те вели по вечерам, сидя на лавочках возле изб. Они толковали о появившихся в округе «лесовиках», об убийстве в соседнем уезде исправника и поджоге волостного управления. «Смута!» – многозначительно вздыхали мужики.

Однажды на дороге, пролегающей через деревню, показалась воинская команда. Впереди ехали верхами четыре офицера в белых фуражках. За ними пылила по дороге пехота. Над колонной колыхалась сеть штыков. У колодца-журавля служивые остановились. Солдаты, сняв ранцы и составив ружья в козлы, черпали воду бадьей и жадно пили.

– Далече ли поспешаете, родимые? – любопытствовали бабы, угощая солдат съестным.

– То батальонному ведомо. У него приказ, а мы – подневольные, – отвечали служивые, заигрывая с крестьянками.

– Отстань, у меня муж есть! – сердилась статная молодка, отводя руки не в меру озорного унтера.

– А я тебя, любезная, не съем, – шутил ухажёр. – У нашего майора бумага имеется, в которой сказано: всякий должен оказывать содействие воинской команде, а супротив ничего не чинить. Царский указ не исполняешь?

– Чего болтаешь-то? – растерялась баба. Её выручил дед Никодим, пригрозивший унтеру клюкой.

Мария Дмитриевна пригласила господ офицеров отобедать. Они ели и похвалили кулинарные способности хозяйки. За столом рассказали, что рота укрощала мятежную волость, а сейчас марширует в Тобольск на пополнение городского полка. Вскоре призывно запел рожок. Солдаты двинулась из села. Следом бежали мальчишки.

После ухода гостей Мария Дмитриевна сказала мужу:

– Всё это тягостно, Ваня! Слава Богу, что в нашем селе спокойно.

– Уверен, нас беда обойдёт стороной, – ответил Иван Павлович. – Хотя в губернии среди крестьян зреет недовольство. Министр государственных имуществ, граф Киселёв отдал распоряжения о посадке в деревнях картофеля. Идея хорошая, но в волостях стали сажать, не зная правил агрономии. Отсюда – неурожаи и как следствие – «картофельные бунты».