Сергей Алексеев - Собрание сочинений. Том 3. Упрямая льдина. Сын великана. Двадцать дней. Октябрь шагает по стране. Братишка. Секретная просьба

– Кучер его сиятельства князя Пирятина, Митрофан, – стал перечислять батюшка.

– Так. Еще?

– Монашенки из соседнего монастыря.

– Так. Еще?

– Пекаря из булочной Незатейкина.

– Так.

– Прачки из заведения госпожи Белоручкиной.

– Еще?

– Санитар из богоугодного заведения Еремей Дремов.

Приказал Голенищев собрать всех батюшкиных читателей и вместе с книжечками привести в полицейское управление.

Собралось человек сорок. Проверили книжечки. Почти в каждой – листки про Первое мая.

Стали допрашивать.

– Откуда листки про Первое мая? – спрашивал каждого Голенищев.

– Не знаю, ваше высокородие, – отвечал Митрофан, кучер его сиятельства князя Пирятина. – Мне такую батюшка, отец Макарий, пожаловал.

– Не знаем, – пропищали монашки. – Мы книжечек не читаем. Мы так, ради прогулки, к батюшке ходим.

Ничего не могли ответить ни пекаря из булочной Незатейкина, ни прачки из заведения госпожи Белоручкиной.

– Тут не иначе как нечистая сила замешана, – заявил санитар из богоугодного заведения Еремей Дремов.

Три дня велось следствие. Безрезультатно. Пришлось отпустить арестантов.

Рассвирепел Голенищев, вызвал отца Макария.

– Богу служишь, – кричал, – царя забываешь! Тебя самого за такие дела под арест, в Сибирь да на каторгу!

Стоял батюшка, слушал, краснел, разводил руками. Ну и задача: как же оно случилось – в божественных книжечках и вдруг про Первое мая?

А дело было так. Служил у отца Макария в работниках мальчик – Никишкой звали. У Никишки был брат – Григорий. Работал Григорий слесарем на заводе. Узнал он от Никишки про книжечки. А тут как раз приближалось Первое мая. Рабочие напечатали листовки и стали их тайно распространять по городу.

Подумал Григорий, что и книжечки отца Макария могут послужить на пользу. Поговорил с Никишкой. Дал ему пачку листовок. Тот их в книжечки и вклеил. Ну, а кто на мальца подумает?

И потратил-то Никишка двадцать минут, а вон какая из этого история получилась!

Широки кубанские плавни. Островки. Протоки. Осока. Стеною стоит камыш. Раздолье здесь и для крякв, и для нырков, и для лысух.

В кубанских плавнях на островах екатеринодарские (Екатеринодар – город на юге России, ныне Краснодар) рабочие проводили маевки. Приплывали на лодках в темноте с ночи, для безопасности выставляли дозорных.

Сидел в дозоре старик Макар Макарыч Картечин. Забился на своей плоскодонке в камыш. Поглядывает на протоку. Для виду забросил удочку. Тихо кругом. Лишь нет-нет да пробежит в камышах болотная курочка.

Прошло часа полтора. И вдруг возле острова появился на лодке шпик Терентий Лизунов. Поручили ему жандармы следить за плавнями. Чуть что – сразу в участок.

Пробирается Лизунов, осторожно, крадучись раздвигает потихоньку камыши и вдруг слышит:

Сообразил Лизунов, в чем дело, заторопился в город. Рад Лизунов: знает, что будет ему награда. Была бы ему награда, да только попал Лизунов на протоку, возле которой сидел в дозоре старик Картечин.

«Шпик», – понял Картечин.

Закрякал он по-утиному, дал сигнал для других дозорных.

Выплыли на протоку слесарь Федор Горшков и токарь Иван Васильев.

– Эй, мил человек! – закричали они Лизунову.

Метнулся от них Лизунов. Подналег на весла. Раз – взмах, два – взмах, все ближе и ближе к старику Макару Макарычу.

Выждал старик минутку – и наперерез Лизунову. Ударилась лодка о лодку – бух!

– А-а-ай! – закричал Лизунов.

Подплыли Горшков и Васильев. Помогли они деду. Связали Лизунова, заткнули рот кляпом, бросили на дно лодки Картечина. Вернулись Горшков и Васильев на свои дозоры. Забился снова в камыш и старик Картечин. Снова закинул удочку.

Вскоре маевка окончилась. Подплыли рабочие к старику.

– Ну, как улов?

– Есть улов, – отвечает Картечин.

Глянули рабочие в плоскодонку – Лизунов с кляпом. Рассмеялись рабочие:

– Вот так рыба!

– Ай да карась!

– Глянь-ка: окунь в штиблетах!

Стали решать: как же им быть с Лизуновым?

– В воду его! Камень на шею!

– Ракам в клешню!

– Бычкам на съедение!

Поступили так: оставили Лизунова на острове, а лодку пустили вниз по течению.

– Если предашь, утопим, – пригрозили рабочие шпику.

Долго вспоминали екатеринодарские рабочие про «улов» старика Картечина.

– Какой там улов! – усмехнулся старик. – Ершишка паршивый!

Рабочие фабрики Абрикосова потребовали объявить Первое мая нерабочим днем. Фабрикант отказался. Стали рабочие советоваться, что делать, как им быть.

– Не работать, – заявляют одни.

– Как можно! – возражают другие. – Хозяин уволит.

– Всех не уволишь!

После долгих споров решили на фабрику явиться, однако работу не начинать.

Наступило Первое мая. Разошлись по цехам рабочие. Стоят, не включают станки.

Бегает мастер, кричит. Подлетел к Спиридону Нечаеву:

– Чего стоишь? Почему станок не пускаешь?

– Да тут что-то заело, – отвечает Нечаев и показывает на ременную передачу.

– Чего заело?

– Да кто его знает. Видать, ремень в неисправности.

Подбежал мастер к Никите Хохлову:

– Почему не работаешь?

– Да резец затупился, – медленно отвечает Хохлов. – Резцы нынче пошли никудышные.

Подскочил к Андрею Извекову:

– Почему не работаешь?

– У меня глаз засорился, – говорит Извеков и трет ладонью веко.

Понял мастер, в чем дело.

– Бунтовать?! – закричал.

Молчат, не отвечают рабочие.

Прибыл на завод фабрикант Абрикосов. Ругаться не стал, но пригрозил:

– Каждого, кто через десять минут не приступит к работе, уволю.

Не испугались рабочие. Не приступили к работе. Один Прохор Колышкин опустил голову и молча включил станок.

– Ты что же? – набросились на него товарищи. – Для тебя, что же, общий уговор не закон?!

– Вы как хотите, – огрызнулся Колышкин, – а для меня работа дороже. Я сам за себя в ответе.

Не поддержал Прохор товарищей, не захотел быть со всеми.

Прошел час. Видит Абрикосов, угроза не действует. Решил обратиться в уезд, к жандармскому начальнику. «Покорнейше прошу прислать казаков, – писал. – На фабрике беспорядки».

Казаки прибыли. Вошли в цех.

– Приступай к работе! – закричал сотник.

Стоят рабочие, молчат.

– Приступай!

Никакого ответа.

Подал сотник команду, стали выгонять рабочих во двор.

Подошел здоровенный казак к Колышкину:

– Ну, а ты чего?

– Я же работаю.

– Работаешь! – усмехнулся казак. – Знаем мы вас. Ступай, не прикидывайся.

– Так я же работаю, – упирается Колышкин. – Я сам по себе.

– Но-но! – прикрикнул казак. – Ступай! – и вытолкнул Прохора в шею.