Петр Дубенко - На волжских берегах. Последний акт русской смуты

– Дела наши, братцы, хуже некуда, – открыв глаза сообщил Дмитрий Петрович и в тоне его уже не было и следа от того раздражения, что владело им по приходу.

– Да уж понятно, – согласился Михаил, подвигая к князю чашу с медом и небольшую деревянную миску с давно уже простывшей отварной говядиной и куском хлеба. – Видал я здешнее воинство. С такими токмо зайцев в степи пужать, да и те через одного расхохочутся.

– То-то и оно. А к нам сегодня-завтра не зайцы припожалуют – казаки с сыроядцами 96 96 Сыроядец – дикарь, варвар. дикопольными. И числом их будет… А стало быть, коснети 97 97 Коснети – медлить, долго раздумывать перед действием. нам не престало. – Дмитрий Петрович вздохнул, избавляясь от остатков наваждения, тряхнул головой. – Наперед всего, дозорная служба. Дабы воры нас врасплох теплыми не взяли, глаза по всей степи раскидать надобно. Заставы да разъезды, секреты в прохожих местах. Местный вершинный голова сказывал, будто дело у них поставлено. Может, и так, да слепо не доверишься. Потому, Лука, грядущим днем подготовишься, возьмешь из наших, кого выберешь, коней сколь надобно будет, и скорым делом двинешь на дальние рубежи. Все осмотри, сосчитай, припас самолично пощупай да с людьми потолкуй. Негли 98 98 Негли – может быть, возможно. где воев мало, али острогам почин надобен. Места удачные для секретов али засек подмечай, где самострелы на стезе 99 99 Стезя – тропа, узкая дорога. поставить, где шлях колючками засыпать. Ну, да что я тебе, сам ведаешь.

– Ведаю, княже. Все сделаю. Только… – Лука замолчал, в нерешительности почесывая косматую гриву.

– Ну, говори, не девку сватаешь.

– Без коней такое дело не посилить. Сторожи, разъезды, дозоры. На то конные люди потребны. А у нас людей – кот наплакал, а коней и того меньше.

– Это верно, – Дмитрий Петрович уже знал, что большую часть коней минувшей зимой пустили под нож ради прокорма воинов, а то, что осталось, по весне хозяева свели дальше от обреченной крепости, дабы уберечь собственную живность, а страждущих избавить от соблазна. – Потому лежит тебе, Гумер, прямая дорога к калмыкам али ногайцам на торжище. Соберешь всю казну, что у нас есть, возьмешь пару верных людей и в степь. Сколь у нас по сусекам наберется?

– Пятьдесят сим.

– Маловато, – Лопата не скрывал разочарования. – Господин Ковров в крепостной казне нам совсем немного передал. Но ты уж поторгуйся. Ежели что из крепостного добра на обмен годится – бери моим приказом безраздумно. Всю хитрость свою в ход пусти, хошь, с дьяволом столкуйся, но коней нам добудь. Хоть два десятка. А добудь. Так-то вот. А у нас, акромя коней, еще один расход зреет. И весьма немаленький. Ландскнехтам с прошлого года ни копейки не плачено. Капитан ихний Коврову всю плешь на этом проел, да и на меня уже насесть пытался. Ныне я его, конечно, отодвинул, но в другой раз веей 100 100 Вея – тонкая гибкая ветка. от него не отвадишься – не муха.

– И много надобно?

– По уряду простому ратнику тридцать, десятнику полтинник да капитану самому сотню. Итого две тысячи двести восемьдесят.

Лука от удивления выронил щепку для лучины, которую все это время вертел между пальцев, а Гумер, прищурив без того узкие глаза, присвистнул:

– Эй, нинди гаскәрилар. Бу акчалар эчен алар күз карашы белән үтерергә тиеш 101 101 Вот это воины! Да за такие деньги она должны уметь взглядом убивать. .

– Это точно, – согласился Михаил, ни слова не поняв из татарской тарабарщины. – Кто ж им так щедро обещался-то? Вот воевода, бесовская душа. Как пить дать из царевой казны денежки достанет, а с иноземца после лихву 102 102 Лихва – проценты. получит за такой уряд выгодный. Все довольны, всем прибыток.

– Наверняка, так и есть. Да что теперь за дело? Уряд есть, службу несли, стало быть, право имеют. Нам с этим что делать?

– Две тыщи, – покачал головой Михаил все еще не в силах поверить услышанному. – Легче ворота открыть да путь чист дать. Пущай валят, куда зенки лупятся. Небось, за год пограбили да сожрали боле, чем получить должны. А уряд – не беда. Дыры враз найдутся. Как повернуть, ино еще они нам должны окажутся. Такие деньги им отдавать. Всю Самару на коней посадить можно, да амбары под самые матицы забить. А нужны они на что? Как слепому фонарь. Только базгальничать 103 103 Базгальничать – безобразничать. попусту могут. А как до дела дойдет, сбегут, не оглянутся. Аще того хуже – в спину пальнут, суки.

– Ну, все, будет, Михал Василич, остынь, – спокойно велел князь и поток желчи тут же смолк, хотя, загнанный внутрь, продолжал клокотать, изредка вырываясь из груди Соловцова коротким сдержанным рыком. – Ландскнехт он, конечно, сволочь та еще. Но в бою дюже хорош. Коли до жаркого дойдет, нужны нам будут эти молодчики. Да и не в том дело. Доведется – без них отобьемся. Только коли ныне мы ландскнехтов без обещанной награды выгоним, они свое грабежом брать будут. У нас и так мужика, как злата у нищего в торбе. А тут еще… А глядишь, они и того хуже удумают, к Заруцкому в Астрахань уйдут. Так что, хошь не хошь, а придется их возле себя оставить, от греха подале. А стало быть, и уплатить придется. Все положенное – до копеечки.

– И где ж мы столь денег возьмем?

– Не знаю, братцы, не знаю. Только взять надобно. Ладно, об этом после подумаем, как приспеет. А покуда отдыхать всем до солнца.

Дружинники ушли, еще некоторое время князь слышал за стеной их приглушенные голоса, но разобрать, о чем шепчутся подручные, не мог. Чувствуя, что дремота берет над ним верх, Дмитрий Петрович в несколько раз сложил брошенный прежде кафтан, устроил его на лавке у себя в изголовье и, с усталым вздохом завалившись на спину, погасил лучину в подставце на краю стола. Темнота тут же накрыла все густой непроглядью, а вместе с ней покои окутала полнейшая тишина, настолько тяжелая и глухая, будто весь мир умер в одно мгновенье.

– Уснули. Наконец-то, – Иван Алампеев отпрял от небольшого слюдянца 104 104 Слюдянец – окошко, застекленное слюдяной пластиной. под самым потолком и присел на узкую лавку, что тянулась вдоль стен восьмиугольной комнатенки. Рядом, обеими руками опершись на рукоятку сабли, острием поставленной на пол, в хмурой задумчивости сидел старший брат Алампеева Федор. За ним – городничий Хомутской, уже сменивший праздничный наряд на повседневный кафтан, а скрипучие подкованные сапоги на мягкие удобные ичиги. Налево от низкой двери с фигурными накладными петлями, в проход выставив длинные ноги, устроился Раздеришкин. Одну руку положив на пояс с кривым татарским кинжалом, во второй он молча вертел казацкую люльку 105 105 Люлька – особое приспособление для курения специально подготовленного и нарезанного табака. , словно раздумывая, задымить, или не стоит. Напротив входа, у дальней стены под небольшим киотом 106 106 Кио́т, киво́т, кио́ть (от греч. κῑβωτός – ящик, ковчег) – особый украшенный шкафчик (часто створчатый) или застеклённая полка для икон. с одним единственным образом, огромной горой возвышался хозяин – Ковров.