Елизавета Дворецкая - Наследница Вещего Олега

Ответив на приветствие хозяина, Эльга вместе с Утой прошла в избу. При себе молодая чета держала только двоих собственных чад: двухлетнего Улебку и годовалую Святанку. Мистина двинул бровью, и челядинка, забрав Улебку, вышла. Ута заглянула в зыбку, где спала девочка, и снова села на скамью к натянутой основе. Она ткала трехцветную тесьму при помощи деревянных дощечек; обычно готовый конец привязывают к своему поясу, но Ута приладилась цеплять его за крюк в стене, чтобы сразу можно было встать, если понадобится подойти к детям.

– Ты зачем наше дело до завтра отложил? – спросила Эльга, едва за челядинкой закрылась дверь. – Покончить бы побыстрее!

– Не суетись – не блоху ловим. Нужен еще хотя бы день, чтобы слухи разошлись по округе. Сегодня обо всем этом слышали только ближайшие соседи, а завтра будут знать все десять городков.

Да уж, отличное дело – дать пожару как следует разгореться, прежде чем тушить.

– Хочешь, чтобы все десять городков успели пустить «теплого» в порты? – пошутила Эльга, стараясь увидеть в этом тревожном деле хоть что-то веселое.

– Истину глаголешь! – торжественно подтвердил он.

– Ты что-то задумал, – заметила Ута, видевшая, что ее мужа снедает тайное возбуждение, от которого его блуждающий по сторонам взгляд стал многозначительным и отстраненным.

– Сегодня, подружие моя, я дома не ночую, – Мистина подмигнул Уте.

– Куда это ты наладился? – удивилась Эльга и только потом сообразила: она задала этот вопрос вместо Уты.

– По чужим бабам пойду! – Мистина ответил таким взглядом, что ей стало неловко. Но потом добавил: – Если до утра не вернусь, стало быть, поле осталось за тем оборотнем-порчельником!

– Так мне вопрошать богов о виновниках? – крикнула Эльга ему в спину, когда он уже повернулся к двери.

– Лицо загадочное сделай – этого пока хватит.

С этим он ушел, а Эльга сочувственно посмотрела на Уту.

– Ох, родная моя! Сама думаю порой: а добро ли я тебе сделала, что за него выдала?

Эльге уже не раз приходило в голову: при всей чести и богатстве, доставшихся сестре, быть замужем за Мистиной довольно утомительно. Особенно для Уты, которая во всем любит лад и покой. Но как возможен лад в доме, где муж вечно витает мыслями – а часто и телесно – в каких-то недоступных жене областях? Сколько Эльга могла судить, в супружестве сестры внешне все шло гладко. Но, как она понимала, лишь потому, что Мистина вовсе не обращал внимания на домашние дела супруги, а Ута не совалась в его заботы. Свенельдич считал Уту очень хорошей женой: в доме, у отроков и для гостей всегда имелось все нужное, дети бегали здоровые и веселые, и он мог об этом не задумываться, за что и был ей благодарен.

Однако Эльга не посчитала бы собственный брак счастливым, если бы не знала, что у мужа на уме. Но в те дни, когда устраивалось замужество Уты, не было ни времени, ни возможности решить по-другому. И, будучи перед собой честна, Эльга понимала: именно ей брак Свенельдича с ее сестрой принес наибольшие выгоды. Этот человек мог быть как очень полезен, так и очень опасен, в том и другом они с Ингваром убедились на опыте. Брак с Утой привязал его к Ингвару цепью второй кровной связи. А женись Мистина на ком-то другом – теперь Эльге приходилось бы как-то ладить с женой второго человека в дружине. Какова бы та оказалась? Как бы влияла на мужа, а через него – на Ингвара? Теперь же Эльга могла быть спокойна – в доме Свенельда у нее есть вернейший союзник. Думая об этом, она испытывала к сестре благодарность и желание сделать для нее что-нибудь хорошее. Но что? Ута была равнодушная к паволокам и снизкам, ее радости составляли дом и дети.

– Наверное, ты тоже порой кажешься Ингвару такой же непонятной, – мягко улыбнулась Ута.

Эльга не смогла возразить: всего лишь на днях она сама так же ушла из дома на ночь глядя и лишь отшутилась, не сказав куда. Ингвар еще очень покладистый муж, если позволяет ей такое!

Уж она-то не отпустила бы его неведомо куда поздно вечером!

– Если Ингвар узнает, как мы ночью прогулялись на поле к вепрям, мне небо покажется с овчинку, – прошептала Эльга, хотя никто не мог их слышать. – Смотри, не проболтайся ему!

Сейчас она чувствовала себя стоящей на тонком льду в окружении разломов и черной воды. Если она хоть раз ступит не так, то погубит и себя, и мужа. А Мистина, который единственный мог оказать ей действенную помощь, помахал рукой и исчез, пообещав всего лишь, что все будет хорошо. Но ей-то он не муж, с него она не может требовать ответа!

И кто ей так напрял на кривое веретено, что именно с побратимом Ингвара ее все время связывают какие-то опасные, неприятные общие тайны! Когда-нибудь их наберется столько, что княжеская семья окажется у него в руках.

Или это проклятье Князя-Медведя так сказывается?

Но того, на чем попадаются глупые бабы, теряющие разум перед ловкими молодцами, она не совершит никогда! Эльга сжала руку сестры, будто заключая с ней молчаливый клятвенный уговор.

Ута охнула.

– Ой, прости! – Эльга вскинула глаза, думая, что сделала ей больно.

– Шебуршится! – шепнула Ута и прикоснулась к животу под завеской.

И такая солнечная улыбка осветила ее миловидное лицо, что Эльга невольно ей позавидовала. Они вышли замуж одновременно, но у сестры скоро будет трое детей, а у нее по-прежнему один.

О боги, но как она справлялась бы со всем этим, будучи в тягости! Головная боль, тошнота, неловкость, тоска – и тут эти хлебы, серпы, бабы, раздоры и судилища! Нет, пряхи-удельницы, не сейчас…

Эльга не знала, когда Мистина вернулся домой. Сама она ночь и следующее утро провела в беспокойстве. Ингвар даже утешал ее, думая, что жена боится не совладать с таким важным делом, как снятие порчи с полей, но вот об этом Эльга волновалась меньше всего. Сначала они по недомыслию влезли в неприятности, а теперь, как она почти не сомневалась, Мистина уже нарочно заводит все дело в еще более опасные топи. Зачем? Она уже и хотела посоветоваться с мужем, но не решалась ему сознаться в своей ночной прогулке на чужое поле. Ингвар будет сердиться – это точно, а вот сумеет ли помочь? Причем гнев его обрушится на двоих – жену и побратима, а Эльга не хотела в глазах Ингвара оказаться в чем-то заодно с Мистиной.

И пока ее дурные предчувствия оправдывались. Уже к полудню за воротами княжьего двора гудела толпа. Собрались люди из разных весей на целый дневной переход по обе стороны Днепра. Все уже знали про порчу, а кое-кто – и больше самой Эльги. Ингвар даже послал Хрольва с десятком отроков опять к Белянцу – охранять от возможной расправы напуганной толпы. Ибо, как он сказал, громить и убивать здесь имею право только я.

– Попортили и нам поле нынче ночью, – докладывал старейшина Тихонег, допущенный отроками к князю и княгине. – Обстригли с трех сторон делянку, и кабаньи следы видели мои отроки в лесу. Правда ли, что это баба, Белянцова дочь, свиньей оборачивается и поля портит?