Елизавета Дворецкая - Наследница Вещего Олега

Он кивнул на тропу, предлагая следовать прежним путем. Пестрянка с подозрением покосилась на него, подумав вдруг: не слишком ли беспечно было отправиться в безлюдное место с мужчиной вдвоем? Хельги жил у них уже почти полгода и считался ее близким родичем, поскольку приходился пропавшему мужу двоюродным братом. И был самым старшим из варягинских мужчин в поколении сыновей – племянников знаменитого киевского князя Олега Вещего.

Появление его оказалось большой неожиданностью для всех. С маленькой дружиной из десятка датских бродяг он прибыл в Варягино из Хольмгарда в поисках родни своего отца – Вальгарда. Тот был мертв уже два с половиной года, но, разумеется, послать об этом весть в далекий Хейдабьюр никому и в голову не приходило. Даже Торлейв давно позабыл о том, что много лет назад, еще когда они с братом служили в дружине ютландского конунга Кнута, Вальгард водил дружбу с девушкой по имени Льювини. Отец ее торговал железом и по полгода проводил в Свеаланде, а мать любила задавать пиры и слушать рассказы о дальних странствиях. Но в Хейдабьюре младшие братья Одда Стрелы прожили всего пару лет и отправились вслед за ним: в то время Одд прославился благодаря удачному походу на Константинополь.

О том, что у Льювини уже после их отъезда родился мальчик, Вальгард так никогда и не узнал. А Торлейв узнал о существовании племянника, когда двадцать пять лет спустя перед ним однажды предстал мужчина – и впрямь удивительно похожий на Вальгарда. Надеясь, что сын когда-нибудь найдет свой род, Льювини дала ему имя в честь старшего брата отца – того, о котором Вальгард так много и восторженно говорил в тот год [5] Бывало, что младший член рода получал в качестве имени прозвище старшего. .

– Пять лет назад Кнут конунг потерпел поражение от саксонца Генриха и даже согласился креститься, и жизнь стала скучной, – рассказывал Хельги. – Ни походов, ни сражений, ни добычи. Я хотел пойти во Францию с одним человеком, но мы не поладили. Тогда мне уже пришлось уезжать очень быстро, и я хотел отправиться в Бьёрко, но мой отчим – Гейрфинн Шишка, муж матери, – сказал, что лучше бы мне ехать туда, где мой родной отец. Ты представь, как я удивился! Я думал, моя мать вышла за него вдовой. А оказалось, мой отец ее пережил – но об этом я узнал, когда его уже не было, а я не знал…

О смерти Вальгарда Хельги услышал еще в Ладоге – именно там ему указали путь к последним живым родичам, о которых он знал только, что они «где-то в Гардах».

– Это было как в саге! – увлеченно рассказывал он Торлейву и тем из домочадцев, кто понимал северный язык. – Я сказал королеве Сванхейд, жене Ульва, кто я такой, и она сразу ответила: да ты наш родич! Оказывается, моя сводная сестра Эльга замужем за старшим сыном Сванхейд! Представьте, как я обрадовался! Королева так хорошо меня принимала и даже не хотела отпускать. Но я подумал, что мне стоит познакомиться и с более близкой родней, иначе остался бы там до конца зимы.

Торлейв понимал, почему Сванхейд, у которой тогда был тяжело болен старый муж – весть о смерти Ульва пришла уже после приезда Хельги, – хорошо принимала любезного молодого мужчину. И даже почти красивого – если смотреть на него с правой стороны или в полутьме: продолговатое лицо, высокий и широкий лоб, прямые густые брови. Несколько тяжеловесные черты смягчала дружелюбная, открытая улыбка. Хорошего роста и сложения, умный, наблюдательный, разговорчивый, уверенный, но не заносчивый, Хельги легко внушал людям привязанность и уважение.

И сам Торлейв, когда прошло первое удивление, обрадовался. С гибели Вальгарда шел третий год, но Торлейв все еще тосковал по брату. Родной сын Вальграда, пусть побочный, плод давно забытого увлечения, однако так похожий на него лицом, показался подарком богов. А к тому же его собственный сын Асмунд уехал в Киев и даже не обещал пока вернуться. Двое младших племянников, Эймунд и Олейв, были еще отроками. В усадьбе казалось пустовато, в делах дружины Торлейву требовался помощник, на которого можно положиться. Поэтому он охотно принял новоявленного родича в семью.

– Здесь у нас славных битв и богатой добычи не будет, – сразу сказал он, – но со временем ты заведешь свой двор, женишься на девушке хорошего рода с приданым, как мы с Вальгардом, и заживешь как состоятельный хёвдинг и уважаемый человек. Боюсь только, после Хейдабьюра не будет ли тебе скучно?

– Нет, не думаю, – Хельги не сводил глаз с Пестрянки, которая, не понимая их разговора, подавала на стол. – А кто эта милая женщина – твоя младшая жена?

Вид ее ясно говорил о принадлежности не к челяди, а к хозяйской семье, но Хельги не видел в доме никого похожего на ее мужа. Пестрянка была не так чтобы красива, но приятна на вид: довольно правильные черты скуластого лица, пушистые на внутреннем конце темно-русые брови, яркие губы, ровные, белые зубы. Высокий и широкий лоб придавал чертам внушительности, и нрава она была скорее сурового, чем резвого. Но, видя, что свекор гостю рад, приветливо улыбалась ему, отчего ее лицо становилось светлым и милым.

Домочадцев у Торлейва осталось не так много, чтобы в них трудно было разобраться, и очень быстро Хельги понял: эта молодая женщина – жена его двоюродного брата Асмунда, который уже давно не показывается в родных краях. Иная уже нашла бы, как утешиться, но Пестрянка не подавала ни малейшего повода в ней усомниться. Даже на Купалии со времени отъезда мужа она выходила с его родителями, смотрела за детьми и отправлялась домой, когда наставала пора класть их спать. На ней лежала половина обширного варягинского хозяйства, и она так хорошо справлялась, будто родилась воеводшей. И все же Хельги видел, что ее гнетет тоска. Ну не дурак ли его незнакомый брат Асмунд?

К обиталищу Буры-бабы дорога была неблизкая. Уже давным-давно перевалило за полдень, а двое путников все пробирались через болотистую местность, где Пестрянка находила дорогу по тайным приметам. Эту тропу ей когда-то показала Кресава – на случай, что сама не сможет отлучиться из дома, где кроме них почти не осталось взрослых. Сменяли одна другую болотины, где между кочками блестела вода, поросшие вереском сосновые поляны, ельники. На более высоких открытых местах в траве краснели листья земляники и горели искрами созревшие ягоды; от дождей они стали водянистыми, несладкими и почти расползались в пальцах, тем не менее Хельги накидывался на них с радостной жадностью, будто мальчишка. Пестрянка смеялась, глядя, как он стоит на коленях, кидая ягоды в рот одну за другой, и поневоле завидовала: как же немного иной раз человеку надо! И когда Хельги протянул горсть помятых ягод ей, она взяла их с таким чувством, будто он делится с ней счастьем.