Наталья Павлищева - Анна Павлова. «Неумирающий лебедь»

– Мы зря ждем. Не придут!

– Почему? – настороженно поинтересовалась Аня. Не может быть, чтобы судьба так жестоко обошлась с ними.

– Да ведь государыня почти на сносях, говорят, не встает с постели. А государь без нее ни на какой балет не пойдет. Марии Федоровны в Петербурге нет, остальным не до нас.

Наверняка Люба слышала такие речи дома, Мариус Иванович знал о положении дел, но Ане так хотелось верить, что случится чудо и императорская семья будет на выпускном спектакле!

Ну почему в жизни всегда сбываются худшие ожидания и никогда – лучшие?!

Люба, конечно, оказалась права – государыня болела, и никто приехать на спектакль не смог. Был только министр двора барон Фредерикс.

Роскошные усы барона, хотя и вызвали всеобщий интерес и восхищение, заменить императорскую семью в учебном театре не могли. Остальные не раз видели всех учеников – от выпускниц до первоклашек, а потому спектакль получился домашним.

Привычная сцена, привычная публика, привычные па… А на выпускном хотелось чего-то совершенно особенного. Но жизнь прозаична даже в театре.

Может, потому Аня не так уж сильно переживала из-за невозможности блеснуть перед императорской четой, что главная роль снова была не у нее…

Учебный театр не сцена Мариинского, хотя за годы учебы привыкли и к черноте огромного зала главного театра страны, и к взрывам аплодисментов, и к напряженной тишине тоже. В зале кроме непременных родителей, причем родителей всех классов, сидели Мариус Иванович Петипа (тоже родитель Любы), Иванов и артисты Мариинки. Аня увидела в первом ряду рядом с бароном Фредериксом и Петипа Матильду Кшесинскую. Кшесинская сама танцевала Лизу, и ей, конечно, было интересно посмотреть на исполнение Стаси.

Вообще-то она уже видела и даже в чем-то Белинской помогала, пока они репетировали в зале. Сама Стася бывала на репетициях Матильды Феликсовны, потому ничего нового ни та, ни другая увидеть не могли. Но в щелку занавеса Павлова увидела взгляд, которым Кшесинская сопроводила удачно выполненную Белинской вариацию. Что-то в этом взгляде не понравилось Ане. Стася не могла составить конкуренцию всесильной Кшесинской, да и тягаться в исполнении с примой тоже не могла – Матильда Феликсовна действительно лучшая, но то, как прима следила за выпускницей, подсказало Павловой, что Белинской будет трудно в театре.

Танцуя свое па-де-труа, Аня старалась не смотреть в зал, чтобы не наткнуться на такой же взгляд. И все же не выдержала – посмотрела. Кшесинская улыбалась, оценивала, но вовсе не неприязненно, напротив, очень благожелательно. Кольнуло самолюбие: не считает достойной соперницей? Если так, то Аня предпочла бы неприязнь примы, чем ее благоволение.

Последний ученический спектакль! Дальше только работа в театре.

Все знали, что их берут в Мариинку, и все равно волновались.

Аплодисменты казались нескончаемыми, но радовали больше младших, которые с видимым удовольствием кланялись и кланялись. Поклонам балетных учат с первых дней, умение красиво уйти и красиво кланяться, чтобы зрители не чувствовали себя обиженными, но и не устали от ожидания, когда же исполнительница удалится, много значит.

К Павловой подошла Екатерина Вазем.

– Аннушка, ты великолепна!

– Спасибо…

– Легка, изящна, – продолжила Екатерина Оттовна. Ее поддержал Гердт:

– Аннушка, еще раз повторю, хотя твердил уже не раз: твоя сила не в технике, а в душевности, в легкости. Ты возрождаешь танец Тальони, не пытайся повторить Леньяни.

Пришел поздравить выпускниц с прекрасным исполнением и Лев Иванович Иванов. Помощник Мариуса Петипа, может, и неважно учил своих подопечных, но он умел радоваться их успехам.

– Поздравляю, вы прекрасно справились со своими ролями! После Пасхи состоится ваш дебют в Мариинском театре.

– Чей? – не сговариваясь, в один голос спросили Павлова и Белинская.

Вокруг рассмеялись. Иванов кивнул:

– Обеих. Будете танцевать па-де-труа с кем-то из опытных танцоров.

Девушки победно улыбнулись, обе считали себя достойными отдельных и даже главных ролей в Мариинском театре, хотя в душе все считают так же, но слишком многие попадают в кордебалет и даже «к воде».

Подошла Кшесинская, поздравила, прижалась к каждой щекой к щеке, демонстрируя свое расположение. Аня даже усомнилась, не показался ли ей тот напряженный взгляд примы. «Показалось» – решила Павлова и с головой окунулась в поздравления и пожелания.

Всех порадовал барон Фредерикс, объявивший, что исполнители награждаются трехдневными каникулами. Это вызвало бурю восторга у младших, для старших спектакль уже подвел черту под официальной учебой.

Но еще до начала нового сезона у выпускниц состоялось выступление в спектакле – 21 апреля состоялся бенефис кордебалета, давали «Коппелию» и «Привал кавалерии». Во второй спектакль Гердт умудрился вставить па-де-катр и отдельные вариации четырех теперь уже бывших учениц.

И до конца месяца еще дал возможность танцевать па-де-сикс в «Тщетной предосторожности».

– Павел Андреевич, вы столь настойчиво вводите своих учениц в спектакли. Что же будет, когда они закончат учебу и выйдут на сцену Мариинского как кордебалет? – поджимали губы давно засидевшиеся у воды кордебалетные.

И всегда сдержанный Гердт ответил так, что все замолчали:

– Не беспокойтесь, вам они соперницами не будут. Эти три девочки будут соперницами Леньяни и Кшесинской.

В ответ ахали, передавали слова примам в надежде, что те приструнят «зарвавшегося» танцовщика.

Приструнить было нелегко, Павел Андреевич, несмотря на свой возраст, все равно первый, лучший. Он красив, импозантен и отменно техничен. А для танцоров в балете большего не требовалось, танцор всего лишь партнер балерины, он нужен, чтобы оттенить ее, а еще больше – поддержать, подать твердую руку, помочь прокрутиться во время па-де-де и изобразить несчастную или счастливую в зависимости от воли балетмейстера любовь. Гердту это удавалось лучше, чем другим, его обожали все – публика, балетмейстеры, коллеги и партнерши, ученицы, швейцары, костюмеры, парикмахеры…

Они столько лет, столько дней и ночей ждали этой воли, многие вычеркивали даты в календариках, пересчитывали оставшиеся дни, без конца сверялись, а потом, когда осталось совсем немного, и вовсе хором декламировали нужное число. Воспитательницы делали вид, что не догадываются, что это за речевки.

И вот 25 мая 1899 года наступило.

Все так просто – неделя до конца весны и воля вольная.

Конечно, все понимали, что придется много трудиться, репетировать и выступать, но все это казалось таким далеким! Утром вставали не спеша, умывались тоже. Все делали, свысока поглядывая на младших, особенно тех, кому предстояло учиться еще несколько лет. В репетиционном зале с несколько ленивым видом вставали к палке и так же, словно нехотя, выполняли экзерсис.