Лоуренс Норфолк - Словарь Ламприера

– Входи, Джон Ламприер, твоя судьба ждет тебя.

Судя по голосу, который произнес эти слова шутливо-торжественным тоном, в сумрачной прохладе вестибюля скрывалась Джульетта. Он поднялся по левой лестнице. Джульетта встретила его, молча улыбаясь, пока его глаза привыкали к полумраку вестибюля. На потолке мельтешили круглощекие купидоны, игриво метя друг в друга из луков.

– Идемте, papa желает видеть вас. – Тревога, мелькнувшая на его лице, побудила ее добавить: – Не беспокойтесь. Он просто хочет поблагодарить вас.

В кармане у него лежал список древних авторов, составленный два дня назад. Он стиснул его в руке, словно амулет. Джульетта шла впереди, небрежно обращаясь к нему через плечо. Ее голос звучал легко и весело, и Ламприеру почудилось, будто он улавливает в ее речи интонации, не свойственные джерсийскому говору. Возможно, французские. Они миновали приемную и оказались в гостиной, расположенной следом за ней.

– Papa, доктор Джон Ламприер прибыл, чтобы привести наш мир в порядок! – И таким образом представив юношу, она вышла, оставив его наедине с виконтом.

Кастерлей возвышался над письменным столом в дальнем конце комнаты. Несмотря на то что он был одет в широкий сюртук, Ламприер сразу заметил, какие у него мощные плечи и толстые руки. Он производил впечатление силы, которая с трудом вмещается в окружающую обстановку. Когда он повернулся, чтобы приветствовать гостя, по его лицу пробежала молниеносная тень усилия, которое ему требовалось применить, чтобы контролировать свои движения. Его седеющие волосы были зачесаны назад, а глаза, на чем бы они ни останавливали свой взгляд, казалось, были лишены способности моргать. Большой римский нос придавал ему сходство с ястребом.

– Спасибо за то, что пришли нам на помощь, мистер Ламприер. Большая удача, что на таком маленьком острове, как Джерси, есть человек, способный справиться с подобной задачей. – Он поигрывал ножом для бумаги, который лежал на столе. – Я уже отдал распоряжения мистеру Квинту, с которым, я полагаю, вы некогда были знакомы.

Ламприер кивнул. Виконт смотрел ему прямо в лицо. У Ламприера начало возникать ощущение, что его изучают более пристально, чем того заслуживают обстоятельства.

– Тогда за работу. Увидимся позже, мистер Ламприер. – Он протянул свою большую ладонь.

– Да, – ответил Ламприер.

Пожатие сомкнулось вокруг его руки, затем ослабло. Виконт следил взглядом за тем, как появилась служанка и вывела Ламприера через дверь, расположенную напротив той, через которую ввела его Джульетта. Они пересекли коридор, служанка постучала в следующую дверь и, не дождавшись ответа, распахнула перед Ламприером вход в библиотеку.

– Спасибо, – пробормотал он, когда она уже исчезла. Дверь закрылась с тихим щелчком.

Книжные полки заполняли стены от пола до потолка. Чтобы добраться до самых верхних, находившихся футов на шесть-восемь выше человеческого роста, имелась лестница, снабженная колесиками, которые передвигались по медным рельсам, вделанным в пол. Ореховый полированный стол протянулся почти во всю длину комнаты до большого окна, пропускавшего в библиотеку ясный дневной свет. На противоположном конце виднелись часы в высоком футляре из красного дерева, отсчитывавшие секунды. В библиотеке стоял сухой, чуть затхлый запах. Ламприер с наслаждением вдыхал его. Это был запах книг.

Он обвел взглядом комнату, и глаза его расширились. Сафьяновые переплеты красного, голубого, оливкового цветов, тщательно выделанные, с золотым и серебряным тиснением. Немецкие эмалевые в технике клуазоне; французские в технике пуантийе, возможно даже сделанные рукой самого Гасконца, подумал он. Потом его взгляд приковало к себе сияние вызолоченного изнутри серебра, может быть, арабской работы? Коллекционер, составивший такую библиотеку, был достойным соперником Гролье. Со слов Джульетты у Ламприера сложилось впечатление, что коллекция ее отца представляет собой остатки былой роскоши, подобранные в какой-нибудь деревенской усадьбе, не сумевшей справиться с трудными временами. Он не был готов к встрече с новой Александрией. Тут был прекрасный экземпляр Дероме и Дюбуиссона, несколько работ Паделупа, их учителя. Фантастические узоры и цветочные нагромождения Лемоньеров на мгновение привлекли его внимание, но он оставил их ради характерно отделанных кожей корешков Пейна. «Стормонт», «французская скорлупа», античная и тысячи других типов окраски «под мрамор» в сочетании с витыми орнаментами, замысловатыми картушами и форзацами всех мыслимых оттенков. Целая энциклопедия переплетного искусства разворачивалась вместе со страницами каждой новой книги, которую Ламприер снимал с полки лишь для того, чтобы тут же заменить ее на следующую, попавшуюся ему на глаза. Здесь стоял «Astrolabium» Иоганнеса Ангелуса, «Toxophilus» Эшема, часослов на латинском и голландском языках. Множество странных книг, о которых раньше ему не доводилось слышать, привлекли его внимание: «Decades de Orbo Novo», принадлежавшая перу Пьетро Мартире д’Ангери, «О пользе животных» Ибн Бактишу, «Nikolai Klimii Iter Subterraneum» Людвига Хольберга.

Казалось, каждый уголок земли, о котором он только мог подумать, был представлен где-то среди томов этой библиотеки. И каждая эпоха, начиная от Отцов Церкви и заканчивая новейшими авторами. Энциклопедии, духовные наставления, творения поэтов и ученые трактаты, руководства и справочники были выстроены на полках, окружавших его со всех сторон. Он передвигался вдоль них вверх и вниз, ошеломленный таким скоплением учености. Тома, казалось, были подобраны по тематике. За «Астрономией комет» Блайта Хэнкока довольно естественно следовал Коперников «De Revolutionibus Orbium Coelestium» , а далее – «Sciothericum Telescopicum» Уильяма Молинекса и «Новый трактат по астрономии» Банфилда. Затем шла очередь навигации, о чем свидетельствовали «Новый и простой путеводитель по обоим полушариям…» Даниэля Феннинга, «Опыт составления таблицы широт» Хардинга и стоявшие далее многочисленные описания путешествий. Но то и дело какая-нибудь резкая непоследовательность или странная причуда в расстановке книг неожиданно сводила на нет все попытки молодого человека обнаружить основной принцип, которым руководствовался составитель библиотеки. «Argonautica Americana» Иоганнеса Бисселиуса хорошо смотрелась рядом с сочинением Примеле «От Гибралтара до Танжера» и четвудовскими «Путешествиями, опасными приключениями и чудесными избавлениями капитана Фальконера», но, обнаружив, что вслед за ними идут «Стихотворения» Марии и Гарриет Фальконар, он не знал, что и подумать. То, что имена на обложках перекликались, было ясно как божий день, но каким образом это влияло на порядок расстановки книг, он не мог себе представить.