Роман Кармен - Под пулеметным огнем. Записки фронтового оператора

Выйдя из здания вокзала, мы сели в такси и доехали до пограничного моста, отделявшего Францию от Испании. На этой стороне моста французские пограничники, на той – испанские. Предъявили паспорта французским пограничникам. Вежливо козырнув, они вернули нам документы, и мы пошли по мосту. Пошли в Испанию…

Не прошло и двух недель, как фотографии и кинорепортажи, снятые на этом мосту, появились на экранах и в иллюстрированных журналах всего мира. Толпы беженцев покидали Ирун, занятый войсками Франко…

Мы шли по мосту, в тишине звучали наши шаги, впереди виднелась группа людей, к которым мы приближались. Они ждали нас молча, настороженно, видимо, с недоверием рассматривая двоих, одинаково одетых людей. Шим был одет обычно. Мы шагали, проклиная идиотские наши марсианские курточки и желтые ботинки, шли, нагруженные ящиками с пленкой, футлярами с аппаратурой.

Последние шаги пройдены. Шлагбаум. Красные паспорта. Вот тут-то и началось. Реакция ребят, одетых в синие комбинезоны, была мгновенной, бурной. Мы с Борисом, не выдержав, схватились за камеры и снимали по очереди пограничную «формальность». Нас обнимали, кричали «Вива Руссиа Советика!», поднимали кулаки, жали руки, хлопали по спине, а потом целой толпой повели нас куда-то. Толпа по пути множилась, росла. Я кинул взгляд в ту сторону моста, группа чопорных французских пограничников молча наблюдала за этой суматохой, поднявшейся на краю испанской земли, куда шагнули двое советских людей.

Нас привели в штаб обороны Ируна. Большой старинный дом из серого камня с колоннами, со скульптурами, украшавшими лестницу, ведущую к парадному подъезду. У входа во двор стояли сложенные из мешков с песком блиндажи, около них часовые. Весь двор был заполнен военными машинами, кузова которых были исписаны лозунгами, названиями общественных организаций, которые реквизировали эти машины у их владельцев. Когда мы подошли к штабу, нас уже сопровождало человек тридцать. У входа они, посовещавшись, очевидно, решили, что получается слишком уж многочисленный эскорт для двух кинооператоров, и с нами дальше пошло несколько человек, а оставшиеся у ворот долго давали им советы, куда нас вести, с кем мы должны встретиться. Широкая мраморная лестница привела нас на второй этаж. На лестнице спали вооруженные люди, очевидно, пришедшие сюда с передовой. А оборона линии города, как нам уже успели по дороге рассказать, – рукой подать. Мы проходили анфиладами комнат, стены которых были обтянуты штофными обоями. Около стучащих машинок стояли в ожидании мандатов люди, опоясанные пулеметными лентами. Все это напоминало мне картины, фильмы, запечатлевшие образ Смольного в дни Октябрьского восстания. Среди вооруженных людей, наполнявших залы и коридоры старинного особняка, было много женщин. Молодые девушки, пожилые матроны, вооруженные ружьями, пистолетами. Все в комбинезонах. Этот комбинезон, ставший формой народной испанской милиции, назывался «моно». То там, то здесь резвились группки детей. Родителям не с кем было оставить их дома.

Нас познакомили с коренастым, похожим на тяжелоатлета майором Мануэлем Кристобалем – руководителем обороны Ируна. На нем была выцветшая, застиранная добела голубая гимнастерка. Над левым нагрудным карманом нашивки и звездочка. «Команданте» – майор. Он кивнул нам головой, знаком попросив разрешения закончить диктовать машинистке какую-то бумагу. Закончив, пригласил нас присесть с ним в углу на диван. Я попросил Кристобаля в нескольких словах ознакомить нас с военной обстановкой на этом участке фронта. Он взял карту района Ируна и Сан-Себастьяна, на которой была нанесена линия обороны. Эта линия проходила в самой непосредственной близости к месту, где мы находились.

– Фашисты с каждым днем бросают все большие силы для того, чтобы овладеть Ируном, – сказал Кристобаль. – Они хотят отрезать от Франции все побережье Страны Басков и Астурии, занятое республиканскими войсками. Ирун обороняют отряды народной милиции, сформированные из рабочих, крестьян. Много молодежи, много женщин сражаются на подступах к Ируну.

– Какое, по-вашему, соотношение сил? – спросил я.

– Самое невыгодное для нас. Если вы захотите проехать на передовую, вы увидите наше вооружение. А у них – эскадрильи современных самолетов, которые беспощадно бомбят наши линии обороны, у них много артиллерии, их поддерживают огнем тяжелых дальнобойных орудий военные корабли мятежников. Наше вооружение – очень устаревшие винтовки (и не у каждого бойца она есть) с очень ограниченным количеством патронов. Почти нет артиллерии, не говоря уже об авиации. Мы сражаемся за Ирун, который стоит на границе с Францией, но нам вовсе не легче оттого, что мы граничим с демократической Францией, в которой сейчас правительство Народного фронта. До сих пор сражающиеся за законное правительство испанской республики не получили от правительства Блюма ни одного патрона, ни одной винтовки, ни одного пулемета. А над нашими позициями совершенно открыто и нагло летают итальянские «капронни», немецкие «юнкерсы» и «хейнкели».

– Сформированы ли ваши воинские части по партийному принципу? – спросил я.

– В наших отрядах и бригадах сражаются плечо к плечу представители всех партий: коммунисты, анархисты, социалисты, католики. Страна Басков – цитадель католицизма. Однако должен сказать, наши милисианос сражаются с фашистами, невзирая на свои бывшие партийные разногласия. Впрочем, и до войны эти разногласия не могли повлиять на монолитное единство подавляющей части испанцев, преданных республике, ненавидящих фашизм.

Мы вышли во двор. И сразу же начали снимать. Мы запечатлели колоритную обстановку двора, заполненного вооруженными людьми, которые подходили к Мануэлю Крпстобалю: одни просили у него указаний, другие – резервов, третьи говорили о необходимости пополнить запасы патронов, боеприпасов. Люди не обращали внимания на то, что на них направлен объектив кинокамеры. Мануэль Кристобаль, развернув боевую карту, знакомился с обстановкой, тут же подзывал кого-то, отдавал короткие приказания. Этот человек был полон кипучей энергии.

Особенно запомнился мне беседовавший с Кристобалем человек, лицо которого было обрамлено курчавой черной бородой. Он держал в крепких узловатых крестьянских руках полевую карту, в кончике рта зажата алая роза, глаза его были золотистыми. Он был спокоен, немногословен. На его мятой гимнастерке были такие же, как у Мануэля Кристобаля, знаки отличия майора народной милиции. Я снял их обоих, погруженных в беседу, потом подошел вплотную и снял крупный план бородача, снял долгий, крупный план, не жалея пленки, чтобы дать зрителю возможность вглядеться в прекрасное лицо защитника испанской республики, командира народных вооруженных сил.