Вера Крыжановская-Рочестер - В Шотландском замке

Ван-дер-Хольм поднялся в нишу, в ее глубине толкнул словно дверь и будто исчез в толще стены. Теперь Мэри с удивлением заметила, что за нишей зияло туманное, неопределенное пространство, озаренное зеленоватым светом, где клубились облака. Но Ван-дер-Хольм скоро вернулся, встал перед столом и начал громко читать кабалистические формулы, рисуя в воздухе разные знаки, которые вспыхивали на мгновение, а затем с треском гасли. Наконец, он трижды вызвал: «Михаил!»

Облачное пространство потемнело и точно закипело, затем на зеленовато-облачным фоне появился черный, испещренный красными зигзагами шар, а по зале пронесся порыв холодного ветра. Шар быстро вращался, постепенно раздаваясь, принял, наконец, человеческий облик и Мэри узнала отца, нагнувшегося над столом и пожиравшего приготовленную там провизию. Полунагое тело его представляло полуразложившийся труп, а потемневшее лицо с вытаращенными глазами было перекошено, как у повешенного. Кошмарное воспоминание об ужасной смерти отца нередко мучило Мэри. Но в мужественной, стойкой душе это оцепенение мгновенно прошло.

– Папа, папа!.. Какой у тебя жалкий вид. Должно быть, ты очень страдаешь? Что бы мне сделать для тебя…

Она хотела сказать: «Я буду молиться за тебя Богу», но в этот миг судорога сжала ей горло, губы не могли шевельнуться, а голову пронизала жгучая боль.

– От него самого зависит сносная жизнь, если он примет на себя служение властителям тьмы, – произнес Ван-дер-Хольм. – Дух Михаила, хочешь ли ты сбросить с себя свое разлагающееся тело, не томиться голодом, словом, не испытывать больше мучений, присущих существам земным? Твоя астральная жизнь после самоубийства представляет истинную пытку. Земля и мир тебя забыли, а Небо считает недостойным поднять до себя. Значит, одни только владыки тьмы тебя поднимут, примут и облегчат твои страдания, но чтобы приобрести их покровительство, ты должен будешь отречься от света и работать во мраке, который принадлежит им.

Дух корчился и глухо стонал: по-видимому, в нем происходила тяжелая, отчаянная борьба. Вдруг он решительно выпрямился и мрачно сказал:

– Я устал страдать… Я согласился служить тьме.

Тогда Ван-дер-Хольм вынул из-под книги диск, начертил посередине чем-то красным повернутый вниз треугольник и приказал:

– Иди и становись на этот диск.

Тяжело сойдя со ступеней, страждущий дух встал на треугольник.

– Теперь повторяй за мной: «Клянусь в верности семи князьям адовым (следовали имена). Клянусь, что с этой минуты буду ненавидеть все, чему поклонялся, и поклоняться всему, что прежде осуждал».

В этот миг из круга пахнуло пламя и окутало тело, которое корчилось и трещало, словно горело, клубы черного, зловонного дыма наполнили комнату. Но в короткое время все прояснилось и улетучилось, а с диска сошел человек, которого уже ничто не отличало от живых. Это был Суровцев, одетый, по обыкновению, в черный изящный костюм, но его лицо было мертвенно-белым, а в глазах светилось мрачное и жестокое выражение. Он остановился в двух шагах от дочери, скрестил на груди руки и как-то странно посмотрел на нее.

– Спасибо, Мэри, что подумала обо мне. Только зачем тебе было вызывать меня при посредстве этого могучего колдуна? Но, что сделано, того не вернешь, и лучше быть демоном, чем мучиться, как я перед тем.

Немая от страха, Мэри не верила глазам во время происходившей сцены. Теперь она с тоской глядела на отца, стоявшего перед ней, как живой. Но она, однако, не кинулась ему на шею как ей страшно перед тем хотелось: отец внушал ей теперь непреодолимый ужас. Но долго размышлять не пришлось, потому что Ван-дер-Хольм властно крикнул:

– Исчезни и ступай в сатанинский город. Там ты найдешь, где отдохнуть, и работу.

Темное облако окутало призрак, а когда туман рассеялся, Суровцева уже не было. Сердце Мэри усиленно билось, дышалось ей с трудом, и она, шатаясь, прислонилась к стене, а Ван-дер-Хольм снова принялся за обряд вызывания и в эту минуту громко кричал:

– Вадим! Вадим!.. Вадим!..

Но на этот раз ничего не случилось и стояло полное молчание. Видимо удивленный, вызыватель снова начал ритуал. Тогда появилось волосатое существо с лицом, похожим на обезьянье. Ван-дер-Хольм приказал ему немедленно привести вызываемого духа. Демоническое существо скрылось, а колдун снова принялся за свое дело. После того, как он в девятый уже раз громко прокричал имя «Вадим», широкая полоса голубоватого света прорезала воздух и перед Мэри всплыло фосфоресцирующее облако, среди которого обозначился бюст Заторского: он прижимал к груди сиявший крест и смотрел на нее полными любви глазами, не подернутыми тоской.

– Мэри, Мэри!.. Беги из этого злополучного места. Ведь ты же теперь во власти демонов, – послышался знакомый ей дорогой голос.

В тот же миг она увидела, что Ван-дер-Хольм полетел с раздирающим душу криком, а голова Заторского исчезла. Затем она увидела, хотя неясно, как из ниши хлынули какие-то странные существа – полулюди, полузвери – и послышалась бурная разноголосица, но Мэри уже теряла сознание и, наконец, рухнула на пол…

Наутро она проснулась в своей постели. Она чувствовала себя усталой и мало-помалу стали просыпаться воспоминания о пережитом накануне, но о том, как попала домой, она не имела представления. Заметила, что мать ничего не говорит. Мэри спросила служанку, в котором часу она вернулась, а та – добродушная и глуповатая девка – не задумываясь пояснила:

– Должно, около половины двенадцатого. Вы сказали барыне, что устали хотите кончить спешную работу, а опосля того легли.

«Как это странно, – раздумывала Мэри. – Я совершенно забыла, как вернулась домой, и едва помню только, что присутствовала на вызывании папы и Вадима. Что я видела голову Вадима Викторовича, – это несомненно, а что он сказал потом, не могу припомнить. Надо будет попросить разъяснения у Оскара Оттоновича».

В течение двух дней карета не приезжала за ней. Но как только она опять увидела Ван-дер-Хольма, то обратилась с просьбой сказать ей, что происходило во время вызывания и, в особенности, что говорил ее покойный жених, так как она, к своему прискорбию, почему-то помнит все очень слабо.

– Мой юный друг, – смеясь ответил он. – Вы просили вызвать вашего отца и жениха, что я вам и обещал, но в тот день вам нездоровилось и вы даже прилегли в гостиной на диван, припомните. Затем вы уснули и я, конечно, запретил нарушать ваш сон, а когда вы уже поздно проснулись, то немедленно уехали домой. Тем не менее, воображение было возбуждено, и вы во сне видели вызывание и появление дорогих вам людей. Поэтому, несмотря на всю мою готовность, я не могу объяснить вам то, что вы видели во сне. Настоящее вызывание мы попытаемся провести в другой раз, когда я буду здоровее, да и вы тоже. Надеюсь, что два дня отдыха вас вполне укрепили.