Вера Крыжановская-Рочестер - Законодатели

Вокруг нас собралась толпа, и, увидав, что к больным вернулся рассудок, несколько человек приблизились ко мне и почтительно, хотя и с примесью суеверного страха, рассказали, что в городе свирепствует убийственное, буйное помешательство. Страшная болезнь поражает и старых и молодых; в припадке исступления они душат всех, кто попадется, на улицах проделывают всякие безобразия, а через некоторое время умирают в ужасных мучениях. Но хуже всего было то, что болезнь оказывалась заразной, и часто те, кто хотел удержать больных, сами становились жертвами такого же безумия. Поэтому царь повелел хватать каждого, у кого обнаружатся признаки такого недуга, и водворять в особого рода становище за городом, оцепленное так, чтобы никто из посторонних не мог туда попасть.

Я приказал отвести меня туда и, признаюсь, было очень трудно изгнать полчища ларвов и других нечистых духов; но спустя несколько часов мне это удалось.

После этой победы над тьмой я произнес проповедь, в которой пояснил, что причиной болезни служили преступления, безобразия и развращенность народа. В заключение я сказал, что меня можно найти в пустынной долине, в пещере, где находится источник, и надо туда приводить больных.

Я вернулся к себе в тяжелом душевном состоянии. Лавиной нахлынули воспоминания, прошлое оживало, словно все это было только вчера, и всецело захватило меня; но все-таки я боролся, стараясь исполнять свой долг. Я излечивал самых безнадежных больных и поучал все возраставшую, осаждавшую мое убежище толпу; но в город не ходил, боясь производимого им на меня впечатления.

Так дни проходили в изнурительной работе, а ночи были сплошной пыткой, ибо прошлое все более овладевало мной. Я знал теперь, что около трех веков минуло со времени моего исчезновения, но царствовал еще наш род. Узнал я также, что Вайкхари умерла, произведя на свет дочь, вышедшую впоследствии замуж за соседнего царя, а Пуластиа скончался в глубокой старости и оставил трон Суами; относительно меня предполагали, что я погиб, упав в пропасть.

Теперешний молодой царь назывался также Пуластиа, как и мой отец, да и характера был, как говорили, жестокого и горячего; в данное время он предполагал жениться на замечательно красивой, по словам рассказчиков, принцессе, родственнице.

Узнав, что готовился торжественный въезд в столицу невесты, я захотел непременно видеть обоих нареченных, занимавших место, когда-то по праву принадлежащее мне.

Весь город был настроен по-праздничному. Несмотря на завоеванную уже мною популярность, в этот день внимание толпы было поглощено другим, и единственное оказанное мне отличие состояло в том, что мне отвели место в первом ряду у царского дворца.

Вскоре показалось шествие. Лицо царя было мне как будто знакомо, но вид сидевшей в открытой колеснице невесты, осыпанной драгоценностями, произвел на меня потрясающее действие, и я глухо вскрикнул. Это был живой портрет Вайкхари.

Восклицание мое услышал царь, с удивлением повернувший голову в мою сторону и надменно взглянувший на меня. Взгляды наши встретились, и в этот миг я узнал его глаза! Для просвещенного взора мага тайна прошлого раскрылась: передо мной был мой прежний и ныне перевоплощенный отец…

Минуту спустя шествие исчезло внутри дворца, а я поспешил смешаться с толпой и отправился к себе в пещеру.

Наступившая ночь была для меня ужасна. В какие-нибудь несколько часов рухнула спокойная гармония мага, а из неизведанных недр моего существа порывисто всплывали веяния страстей, которые я считал побежденными и забытыми. С головокружительной быстротой оживал во мне прежний человек, поглощая собою и потопляя адепта, а в сердце забилось тщеславное, жгучее желание занять трон отцов, царствовать над уже любившим меня народом; воскресла и моя страсть к Вайкхари. Минувшие века словно исчезли; я жил воскресшим во мне прошедшим, а в душе бушевал настоящий ураган при мысли, что убивший меня и похитивший невесту будет снова упиваться страстью, обладая живым воплощением Вайкхари. Точно я не мог быть любимым? Я был красивее и могущественнее моего соперника, все преимущества которого заключались только в его титуле и богатстве. Мною обуяло непреодолимое желание сменить грубую власяницу целителя на пурпуровое одеяние и царские драгоценности, чтобы завладеть сердцем красавицы невесты.

Одурманенный бушевавшими во мне нечистыми чувствами, я не видел кишевших вокруг меня служителей Сармиэля, но тем не менее внимал их лукавым речам, внушавшим мне:

– Осуществление твоих желаний – неотъемлемое твое право! Встреча с убийцей, забывшим все отеческие обязанности, представляет закон Кармы, которая поразит преступника рукой его жертвы! И кто помешает тебе, став затем царем, творить и проповедовать еще больше добра, сеять веру в Божество, исцелять и исправлять свой народ? А насколько сильнее будет твое обаяние, если ты будешь царем, а не каким-то нищим, который бродит лишь среди черни?…

В моем воображении вставали соблазнительные картины величия, славы и любви.

Обливаясь потом, с трепетавшим сердцем, с бушевавшими во мне чувствами, я еще слабо боролся с искушением, но не воззвал к учителям своим и покровителям, боясь, чтобы они не воспретили пользование моей властью. И ничто не прервало моего безумия, я оставался полным хозяином своих поступков и оккультного могущества. Последние сомнения быстро рассеялись, и когда первые лучи солнца озарили небо, план мой уже созрел, а невидимая сила, которая должна была выполнить мои намерения, уже была пущена в действие. Грустное предвидение Эбрамара оправдалось. Я был не в силах бороться с отравленным веянием пробудившихся в душе страстей; я был грозным чародеем, большим ученым, но мне недоставало духовной сути настоящего пророка, который жертвует жизнью за провозглашаемую им истину.

Наутро Пуластиа занемог. Все тело его болело и в несколько часов покрылось нарывами и ранами, а так как обыкновенные лекарства не помогали, то к больному пригласили меня. Толки обо мне уже дошли до двора и возбудили любопытство царевны, кроме того, младшая сестра ее с детства страдала падучей, а поэтому и та хотела повидать меня.

Для посещения дворца я облачился в длинную белую тунику, подпоясанную простым серебряным кушаком, а на голову надел кисейную чалму. Я знал, что был красив, и по глазам принцессы увидал, что покорил ее сердце.

Я вылечил сестру царевны и Пуластиа, но сурово напомнил царю многие его злодеяния и несправедливости, никому не известные; вместе с тем я объявил, что эти поступки и являются причиной его болезни, а потому для излечения он должен искупить свою вину покаянием и удалиться дней на тридцать в храм за городом. Взбешенный и напуганный, Пуластиа подчинился, а я со злобной радостью смотрел, когда он покидал дворец, куда ему не суждено уже было вернуться. Путь к трону теперь был свободен, и я не колеблясь принялся за покорение страны, которую пришел нравственно спасать и обратить к Богу, а для начала разверз всякого рода бедствия.