Татьяна Беленькая - Достоевский за 30 минут

Весь разговор был подслушан Свидригайловым.

Перед походом на похороны Мармеладова Раскольников приходит к Порфирию. Из намеков следователя Родион понимает, что его подозревают. Измученный словесной игрой, Раскольников доходит почти до припадка. Внезапно врывается красильщик Николай и признается в убийстве, к полной неожиданности присутствующих.

На поминках по Мармеладову произошел скандал. Болезненная гордость Катерины Ивановны послужила причиной того, что она крайне непочтительно обращалась к квартирной хозяйке, да и ко многим пришедшим («приличные» жильцы, которых ей как раз хотелось видеть, вовсе не пришли). Кроме того Лужин, желая восстановиться в правах жениха, хочет очернить Соню (а вместе с ней и Родиона) в глазах Дуни и ее матери: подкладывает Соне в карман деньги и обвиняет в воровстве. Однако господин Лебезятников случайно видел жест Лужина, и он вывел обманщика на чистую воду. Лужин опозорен: вдобавок Раскольников объясняет присутствующим причины его поступка: унизив в глазах Дуни брата и Соню, он рассчитывал вернуть расположение невесты.

Родион и Соня уходят вместе; у Сони герой признается девушке в совершенном убийстве. Та ужасается, но не осуждает, а жалеет Родиона за нравственные муки, на которые он себя обрёк, и предлагает покаяться, понести заслуженное наказание и тем искупить свою вину. Раскольников же сокрушается только о том, что оказался «тварью дрожащей», с нравственными потребностями вроде совести и любви. «Я еще поборюсь», – не соглашается он с Соней.

В результате ссоры между Катериной Ивановной и квартирной хозяйкой вдову с детьми выставляют за порог. На улице у нее начинается горловое кровотечение, она умирает. Присутствующий при этом Свидригайлов предлагает оплатить похороны и обеспечить детей и Соню.

У Раскольникова дома поджидает Порфирий, он убеждает юношу явиться с повинной: «теория», отрицающая нравственный – божественный – закон, отрезает преступника от самой жизни и от ее источника – Бога (что безошибочно почувствовал и сам Раскольников сразу же после совершения преступления), и тем самым обрекает своего пленника на смерть. Порфирий не верит в виновность Миколки. Раскольников упорствует: надеется, что все-таки сумеет «переступить» и нравственность.

Трагично оканчивается линия жизни Свидригайлова. Утратив Марфу Петровну, любящее сердце которой неустанно следило за ним и нуждалось в нем, Свидригайлов теряет интерес к жизни. Его «наклонности» не способны наполнить жизнь, духовное начало в нем самом или отсутствует, или очень слабо развито. Он надеется заполнить любовью к нравственному, чистому существу свою душу. Но личный разговор с Дуней убеждает его, что взаимности нет и быть не может, и через несколько часов он застреливается.

Раскольников неминуемо приближается к признанию, задыхаясь без «воздуха», о котором говорил Порфирий. Он прощается с родными и Соней. Презирая себя за «слабость», он, по настоянию Сони, на глазах народа покаянно целует землю, перед которой «согрешил». В полицейской конторе он узнает о самоубийстве Свидригайлова и наконец делает признание. Четко и ясно он отвечает на все вопросы, показывает место, где спрятано украденное. Ни одного рубля и ни одного предмета из украденного взято не было, так что часть купюр от непогоды подпортились.

Раскольников оказывается в Сибири, на каторге. Мать умерла, Дуня вышла замуж за Разумихина. Соня поселилась возле Раскольникова, ведет переписку с родными и навещает Родиона каждый день. Тот мрачен, безучастен. Не раскаявшись в душе, он по-прежнему отрезан от людей: даже окружающие каторжники – тоже преступники – ненавидят его, считая безбожником. Соню же, напротив, все любят. Попав в тюремный госпиталь, Родион видит сон: таинственные сущности под названием «трихины», вселяясь в людей, порождают в каждом фанатичную убежденность в собственной правоте и нетерпимость к «истинам» других. «Люди убивали друг друга в ‹…› бессмысленной злобе», пока не истребился весь род человеческий, кроме нескольких «чистых и избранных». Так, с помощью аллегории, Раскольников понимает, что гордыня, «умствование» ведут к разрозненности людей, к гибели, а смирение – к счастливому единству, любви. «Бесконечная любовь» сразу же в нем и пробуждается, она обращена к Сонечке. Раскольников берет в руки Евангелие. Он – на пороге «воскресения в новую жизнь». Какою будет эта жизнь, автор ни словом не обмолвился, поскольку повествование о том человеке, каким был Раскольников, закончено.

Раскольников не привык к толпе и, как уже сказано, бежал всякого общества, особенно в последнее время. Но теперь его вдруг что-то потянуло к людям. Что-то совершалось в нем как бы новое, и вместе с тем ощутилась какая-то жажда людей. Он так устал от целого месяца этой сосредоточенной тоски своей и мрачного возбуждения, что хотя одну минуту хотелось ему вздохнуть в другом мире, хоть бы в каком бы то ни было, и, несмотря на всю грязь обстановки, он с удовольствием оставался теперь в распивочной.

Хозяин заведения был в другой комнате, но часто входил в главную, спускаясь в нее откуда-то по ступенькам, причем прежде всего выказывались его щегольские смазные сапоги с большими красными отворотами. Он был в поддевке и в страшно засаленном черном атласном жилете, без галстука, а всё лицо его было как будто смазано маслом, точно железный замок. За стойкой находился мальчишка лет четырнадцати, и был другой мальчишка моложе, который подавал, если что спрашивали. Стояли крошеные огурцы, черные сухари и резанная кусочками рыба; всё это очень дурно пахло. Было душно, так что было даже нестерпимо сидеть, и всё до того было пропитано винным запахом, что, кажется, от одного этого воздуха можно было в пять минут сделаться пьяным.

Бывают иные встречи, совершенно даже с незнакомыми нам людьми, которыми мы начинаем интересоваться с первого взгляда, как-то вдруг, внезапно, прежде чем скажем слово. Такое точно впечатление произвел на Раскольникова тот гость, который сидел поодаль и походил на отставного чиновника. Молодой человек несколько раз припоминал потом это первое впечатление и даже приписывал его предчувствию. Он беспрерывно взглядывал на чиновника, конечно, и потому еще, что и сам тот упорно смотрел на него, и видно было, что тому очень хотелось начать разговор. На остальных же, бывших в распивочной, не исключая и хозяина, чиновник смотрел как-то привычно и даже со скукой, а вместе с тем и с оттенком некоторого высокомерного пренебрежения, как бы на людей низшего положения и развития, с которыми нечего ему говорить. Это был человек лет уже за пятьдесят, среднего роста и плотного сложения, с проседью и с большою лысиной, с отекшим от постоянного пьянства желтым, даже зеленоватым лицом и с припухшими веками, из-за которых сияли крошечные, как щелочки, но одушевленные красноватые глазки. Но что-то было в нем очень странное; во взгляде его светилась как будто даже восторженность, – пожалуй, был и смысл и ум, – но в то же время мелькало как будто и безумие. Одет он был в старый, совершенно оборванный черный фрак, с осыпавшимися пуговицами. Одна только еще держалась кое-как, и на нее-то он и застегивался, видимо желая не удаляться приличий. Из-под нанкового жилета торчала манишка, вся скомканная, запачканная и залитая. Лицо было выбрито, по-чиновничьи, но давно уже, так что уже густо начала выступать сизая щетина. Да и в ухватках его действительно было что-то солидно-чиновничье. Но он был в беспокойстве, ерошил волосы и подпирал иногда, в тоске, обеими руками голову, положа продранные локти на залитый и липкий стол. Наконец он прямо посмотрел на Раскольникова и громко и твердо проговорил: