Карл Юнг - Очерки по психологии бессознательного (сборник)

Когда мы анализируем персону, мы сбрасываем с нее саму маску и обнаруживаем, что казавшееся нам индивидуальным в своей основе является коллективным; иначе говоря, персона была лишь маской коллективного психического. По сути, персона не является чем-то «действительным»: она представляет компромисс между индивидом и обществом в споре о том, «как должен выглядеть тот или иной человек». Последний получает имя, заслуживает звание, получает должность, т. е. иными словами, является тем-то и тем-то. Конечно, в определенном смысле так оно и есть, но в отношении индивидуальности того, о ком идет речь, персона выступает в качестве вторичной действительности, оказываясь продуктом компромисса, в создании которого другие иногда принимают гораздо большее участие, чем он сам. Персона есть видимость, двумерная реальность, если давать ей название.

Но было бы, пожалуй, неверно ограничить этим изложение, не признавая в то же время, что в специфическом своеобразии и ассортиментном изображении персоны уже заключено нечто индивидуальное и что, несмотря на исключительную идентичность Эго-сознания и персоны, здесь всегда присутствует бессознательная самость, подлинная индивидуальность если и не прямо, так хотя бы косвенно дает о себе знать. Хотя на первый взгляд Эго-сознание идентично персоне – этому компромиссному образованию, в котором мы выступаем перед коллективом, общиной, – бессознательная самость никогда не может быть вытеснена до такой степени, чтобы не давать о себе знать. Ее влияние сказывается прежде всего в особой разновидности контрастирующих и компенсирующих содержаний бессознательного. Чисто личностная установка сознательного разума вызывает реакции со стороны бессознательного, которые совместно с личными вытеснениями содержат семена индивидуального развития под видом коллективных фантазий. С помощью анализа личного бессознательного сознательный разум наполняется коллективным материалом, принося с собой элементы индивидуальности. Я вполне осознаю то, что такой вывод во многом непонятен для того, кто незнаком с моими взглядами и моей техникой, и уж совершенно непостижим для тех, кто привык рассматривать бессознательное с точки зрения фрейдовской теории. Но если читателю будет угодно вспомнить мой пример со студенткой, изучающей философию, то с его помощью он сможет составить в общих чертах представление о том, что я имею в виду, когда даю такую формулировку. В начале лечения пациентка совершенно не осознавала того факта, что ее отношение к отцу было фиксацией и что поэтому она искала мужчину, похожего на ее отца, которого она могла бы затем воспринять на уровне интеллекта. Само по себе это не было бы ошибкой, если бы ее интеллект не носил своеобразного протестного характера, который, к сожалению, часто встречается у интеллектуальных женщин. Такой интеллект всегда старается указать на ошибку других, он преимущественно критичен, причем с неприятным личным обертоном, хотя всегда претендует на то, чтобы считаться объективным. Это неизбежно портит мужчинам настроение, в особенности сильно, когда такая критика касается – что нередко бывает – уязвимого места, которого лучше было бы вовсе не затрагивать в интересах плодотворного обсуждения. Но в том-то, к несчастью, и состоит особенность женского интеллекта, что он ищет не столько плодотворное обсуждение, сколько слабые места, чтобы зацепиться за них и тем самым ввести мужчину в замешательство. Обычно это не сознательное намерение, а скорее бессознательная цель – заставить мужчину искать выигрышную позицию и таким образом сделать его объектом поклонения. Мужчина, как правило, не замечает, что от него ждут, когда он «напялит» на себя тот или иной «костюм» героя; он попросту находит эти «шпильки» настолько неприятными, что в дальнейшем будет стараться обходить эту даму стороной. В конце концов единственный мужчина, способный выдержать такое, – это тот, который уступает ей с самого начала, и потому он недостоин поклонения.

Тут моей пациентке, естественно, было о чем подумать, поскольку она не имела ни малейшего представления о той игре, которую она рызыгрывала. Кроме того, ей предстояло еще разглядеть настоящий роман, который разыгрывался между отцом и ею с самого ее детства. Если бы я стал здесь подробно рассказывать о том, как она уже в ранние годы с бессознательной симпатией разыгрывала отношения с теневой стороной отца, невидимой для ее матери, и тем самым – далеко не по возрасту – отнеслась к матери как соперница, то это увело бы нас слишком далеко в сторону. Все это было содержанием анализа личного бессознательного. Поскольку уже в силу своей профессии я чувствовал, что не могу позволить привести себя в замешательство, то неизбежно стал героем и отцом-возлюбленным. Перенос поначалу также состоит из содержаний личного бессознательного. Моя роль в качестве героя была чистой видимостью, и так же как благодаря этому я превратился в чистого фантома, так и она играла свою привычную роль в высшей степени мудрой, взрослой, все понимающей матери-дочери-возлюбленной, персону, за которой оставалось спрятанным ее реальное и подлинное бытие, ее индивидуальная самость. Ведь в той мере, в какой она поначалу полностью отождествила себя со своей ролью, она вообще не осознавала своей реальной самости. Она все еще оставалась в тумане своего инфантильного мира и совсем еще не открыла реального мира как такового. Но по мере того как анализ продвигался вперед и она осознавала с его помощью природу своего переноса, сновидения, о которых я говорил в главе I, начали материализоваться. Они несли фрагменты коллективного бессознательного, тем самым растворялся ее инфантильный мир, а с ним и вся ее героика. Она пришла к себе самой и к своим собственным реальным возможностям. Примерно так обыкновенно обстоит дело и продвигается в большинстве случаев, если анализ зашел достаточно далеко. То, что сознание ее индивидуальности прямо совпадает с реактивацией архаического богообраза, отнюдь не случайное совпадение, но весьма частое событие, которое, по моему мнению, соответствует бессознательной закономерности.

После такого отступления вернемся к нашим прежним рассуждениям.

Как только личностные вытеснения прекращаются, возникают объединенные друг с другом индивидуальность и коллективное психическое, высвобождая ранее вытесненные личностные фантазии. Возникающие теперь фантазии и сновидения представляются в несколько ином качестве. Несомненным признаком коллективных образов, по всей видимости, выступает «космический» элемент, т. е. сами образы сновидений и фантазий увязаны с космическими качествами, такими, как временная и пространственная бесконечность, огромная скорость и масштаб движения, «астрологические» ассоциации, теллурические (земные), лунные и солнечные аналогии, изменения телесных пропорций и т. д. Очевидное использование в сновидении мифологических и религиозных мотивов также указывает на активность коллективного бессознательного. Коллективный элемент очень часто дает о себе знать через своеобразные симптомы [125], например, в снах человеку видится, будто он летит в космосе, как комета, или думает, что он – земля, или солнце, или звезда; что он необыкновенно огромен или чрезвычайно мал, будто он умер, очутился в неизвестном месте, чужд самому себе, сбит с толку или сошел с ума и т. д. Наряду с симптомами инфляции появляются чувства дезориентации, головокружения и т. п.