Марике Нийкамп - 54 минуты. У всех есть причины бояться мальчика с ружьем

Все изменится прямо сейчас.

Пробегая мимо тренера, я легонько киваю ему, и он нажимает кнопку на секундомере. Я прибавляю темп.

Эту стратегию мы выработали в прошлом сезоне – тренировки строили так, чтобы я могла поддерживать стабильный темп на бо́льшем этапе гонки и сохранять силы для финального спринта.

Все вокруг меня исчезает. Исчезают мысли о Мэтте и Трейси. Жгучая боль в икрах. Мучительное беспокойство из-за необходимости проводить тренировки молодых офицеров.

Исчезает все, кроме каденции моих ступней и холодного ветра на щеках.

Когда бегу, я наконец-то обретаю способность дышать.

Я пересекаю финишную черту и оглядываюсь, чтобы увидеть ухмылку тренера.

Трибуны вокруг трека тонут в белой дымке. На ступеньках у финишной черты кто-то нацарапал на дереве: «Мы творим историю».

Губы расплываются в улыбке. Эти три слова – вклад тренера Линдта в девиз нашей школы. Его воскресное мотивационное выступление. И это работает, потому что мы уже сотворили историю и будем выступать в чемпионате штата седьмой год подряд.

Это моя команда. Я принадлежу ей.

Здесь и сейчас мы едины.

Документы ничего не прояснили. Я сую папку обратно и захлопываю ящик. Все бесполезно.

Смешно. Просто глупо. Тайлера восстановили, и сестра моя в ужасе, но я не знаю почему. И я абсолютно ничего не могу сделать, чтобы ей стало легче.

– Может, пропустим и остальные уроки? – Фарид стоит, прислонившись к двери. Нога его направлена к креслу для посетителей. Уголком своей папки он стряхивает пушинку с лица. – Ненавижу понедельники.

Я из брата-защитника снова превращаюсь в самого печально известного ученика старшей школы Оппортьюнити. Эта роль налезает как разношенная перчатка.

– Мы все такие, приятель. Понедельники хуже всего. Но как же мой имидж крутого парня? Если я не буду страдать вместе с вами, это погубит мою репутацию.

– Да брось, признай честно. Ты просто боишься, что Трентон нажалуется твоему деду. Да что он может сделать? Отшлепать тебя за прогулы? Ты же знаешь, старику нет дела.

Я потягиваюсь:

– Полагаю, да.

На самом деле я боюсь. Когда появился Фарид, я был любимым плохим парнем Оппортьюнити. Никто этого не говорил, но я полагал, что все просто ослеплены моим блеском.

В этом году сомнительную честь мы разделили с Фаридом, и только он знает, как я топчусь на границе. День без наказания – день без солнечного света. Или без радуги. Или без котят и всего такого. Но я делаю уроки. Я получаю потрясающе хорошие оценки. Мы с директором Трентон пришли к соглашению: я не нарушаю правил чрезмерно и не пропускаю уроки. Меня не ловят на проделках – например, на проникновении в школьный архив – даже ради моей сестры, хотя она стоит любого риска. Я веду себя прилично, и Трентон не звонит деду.

Нет, я не боюсь его гнева или разочарования. Я уже на целую голову выше его, и он меня больше не пугает.

Я боюсь, что он скажет Мама́. А я не хочу, чтобы она помнила меня таким.

Я сжимаю ладонь Отем, возвращаясь на место и пытаясь рассмотреть, что происходит у двери. Отем ненавидит, когда мы касаемся друг друга на людях, но в последние месяцы только она удерживает меня на плаву. Она так мечтает покинуть Оппортьюнити! А когда она уедет, сердце мое разорвется.

Хотелось бы мне тоже уехать. Хотелось бы мне остаться.

Ученики вокруг меня не движутся. Шум постепенно стихает. Что-то не так. Что происходит? Нас заперли! Двери заперты. Одна из девушек-чирлидеров ворчит, что сейчас не время для шуток. Чуть в стороне от нее нервно смеется девочка-новичок. В конце каждого прохода ученики толпятся у двойных дверей, всегда распахнутых, а сейчас закрытых. Мы заперты.

Звонит звонок.

Двери слева от меня открываются. В люминесцентном свете коридора видна одинокая фигура. На мгновение кажется, что это мой брат-близнец. И все это – очередной способ доказать, что он самый не интересующийся и самый интересный ученик Оппортьюнити. Он устроил очередной розыгрыш – запер нас всех. Когда-то я тоже заперла его. Один раз.

Но из-под черной вязаной шапочки выбиваются светлые пряди. Странно, что я замечаю первыми именно их – непокорные светлые волосы, обрамляющие слишком знакомое лицо. И с ним приходят воспоминания. Злобная усмешка. Волчий взгляд. Нервный шепот вокруг – возможно, порождение моей фантазии. Не сейчас. Не сегодня. Нет, пожалуйста.

Мне хватает секунды, чтобы узнать его поднятую руку.

Наверху все замирают. Взгляды устремляются к тени в дверном проеме. Я слышу слово «оружие». Оно прокатывается вокруг меня, и все замирают в молчании. Я не ощущаю ни паники, ни шока. Только чувство поражения.

Вот и все.

– Директор Трентон, у меня есть вопрос.

Фигура наставляет оружие на нее, палец лежит на курке.

Выстрел.

Текущее местоположение: Дом

>>Школа Оппортьюнити всегда одинакова. Чуть меньше, чем в Цзинани и у бабушки с дедом. Чуть более серая – ведь я оказалась на другом конце света. Но куда бы я ни поехала, так хорошо вернуться домой.

А теперь перехожу к почте, шоколадкам и началу дня.

Комментарии: <0>

Вернув папки в шкаф, я беру стеклянное пресс-папье и поигрываю с ним. Подбрасываю в воздух и ловлю. Шагаю к двери, приоткрываю ее и выглядываю в административный офис.

Звонит звонок. Коридоры должны заполниться учениками. Речь Трентон уже кончилась. Никто не захочет оставаться в аудитории дольше, чем следует.

Но коридоры пусты, словно мы – единственные во всем здании.

Тишина меня пугает.

– Фар?

Он отрывает взгляд от своих оценок – вряд ли они стали лучше.

– Что?

Я открываю рот и тут же закрываю. Что сказать? Слишком тихо?

– Брось папку. Нужно уходить, пока Трентон не вернулась.

Черт, как-то слабо .

Я проскальзываю в административный офис. Монитор секретарши все еще светится голубым. Рядом с клавиатурой стоит фотография кота в рамке. Я высоко подбрасываю пресс-папье и ловлю его. Бесцельное повторение успокаивает.

– Фар, брось…

Где все?

Бросаю. Ловлю.

Бросаю.

Раздаются два резких звука. Пресс-папье выскальзывает на пол и рассыпается на тысячу осколков.

– Что это? – В дверях появляется Фар. В руках у него все та же папка.

Я не… Я не могу…

– Что за хрень? – громче повторяет Фар.

Он знает – мы оба знаем. Мы часто охотились с дедом и сестрой. Мы видели много фильмов. Фар вырос в зоне военных действий. Мы оба знаем звук выстрелов.

Этого не может быть.

– Нужно бежать, – говорит Фар. – Нужно кому-то сказать.

В глазах его застыл испуг, но голос остался твердым. И он становится как-то старше.