Адель Фабер - Как говорить с детьми, чтобы они учились

– Я неудачник.

– Больше никогда не буду ничего вам рассказывать!

– Надо же, – удивилась Мария, – я говорю своему сыну Марко практически то же самое, что Джейн сказала Кену. А что же нужно делать в такой ситуации?

– Нужно признать право ребенка на огорчение, – быстро ответила я.

– И как же это сделать? – спросила Мария.

Я не знала, что сказать, и посмотрела на Джейн в поисках поддержки. Она повернулась к Кену и посмотрела ему прямо в глаза.

– Кен, – сказала она, – наверное, это очень тяжело – быть исключенным из команды, когда ты был абсолютно уверен в том, что тебя приняли. Наверное, ты очень огорчен!

– Да, – кивнул Кен. – Это был тяжелый удар. Я очень огорчен. Честно говоря, мне стало легче от того, что кто-то наконец-то понял эту простую вещь!

После этого всем нам захотелось о многом рассказать друг другу. Мария призналась, что, когда она была ребенком, никто не понимал ее чувств.

– Как же мы сможем дать нашим ученикам то, чего никогда не получали сами? – спросил Кен.

Чтобы новая реакция на чувства детей стала для нас привычной, придется немало тренироваться. Я вызвалась предложить еще несколько примеров того, как можно уважительно отнестись к чувствам школьников. Вот небольшой комикс с изображением моих примеров. Его я показала моим друзьям спустя несколько дней.

Когда чувства ученика отрицаются, он быстро теряет интерес к учебе.

Когда негативные чувства подтверждены и поняты, ученик охотно продолжает учебу.

У учителя были самые добрые намерения, но когда ученика постоянно критикуют и дают советы, ему трудно задуматься над своей проблемой и принять на себя ответственность.

Сочувственная и понимающая реакция на огорчение ученика, кивки и подтверждения помогают ребенку сосредоточиться на своей проблеме и даже самому найти решение.

Когда школьник отказывается прислушаться к здравому смыслу, это очень раздражает. Как же поступить в такой ситуации? Есть ли способ помочь девочке преодолеть свое нежелание заниматься?

Когда мы переводим желания школьника в фантазию, ему легче справиться с реальностью.

Детям трудно изменить поведение, если взрослые полностью игнорируют их чувства.

Детям легче изменить поведение, когда их чувства поняты.

Кен посмотрел на мои рисунки и покачал головой.

– В теории все звучит прекрасно, но мне кажется, что это лишняя нагрузка на учителей. Откуда нам взять время на то, чтобы помогать детям справляться с их чувствами?

Джейн оживилась.

– Время найти нетрудно, – сказала она. – Приходи в школу пораньше, уходи попозже, меньше времени трать на обед и забудь о туалете.

– Ну конечно, – кивнул Кен, – и в перерывах между планированием уроков, проверкой тетрадей, подготовкой расписания и выступлениями на конференциях (ну и между преподаванием как таковым) думай о том, что могут чувствовать твои ученики и как в фантазиях дать им то, чего они не могут получить в реальности.

Слушая Кена, я думала: «Может быть, я слишком многого хочу от учителей…»

Джейн словно прочла мои мысли:

– Я знаю, что нагрузка у учителей очень велика. Но детям очень важно чувствовать, что их понимают. Вы же знаете, что когда дети расстроены, они не могут сосредоточиться. Они не могут усваивать новый материал. Если мы хотим освободить их разум, чтобы они могли мыслить и учиться, то нам нужно уважать их эмоции.

– И не только в школе, но и дома, – понимающе добавила Мария.

Мы повернулись к ней.

– Когда мне было девять лет, – сказала она, – наша семья переехала в другой город, и мне пришлось идти в новую школу. У меня была очень строгая учительница. Когда я делала задание по арифметике, она возвращала мне тетрадку, где все неправильные ответы были перечеркнуты большими черными крестами. Она заставляла меня снова и снова переделывать упражнение, пока я не делала все правильно. Я так нервничала на ее уроках, что не могла думать. Иногда я даже пыталась списывать ответы у других детей. Накануне экзамена у меня всегда болел живот. Я говорила: «Мама, я боюсь». А она отвечала: «Бояться нечего. Просто постарайся все сделать как можно лучше». Отец тоже говорил: «Если ты все выучила, тебе нечего бояться». Но от этих слов мне становилось еще хуже.

Кен с интересом посмотрел на Марию.

– А если бы ваши родители сказали: «Похоже, этот экзамен действительно беспокоит тебя, Мария»? Вы почувствовали бы себя по-другому?

– Ну конечно! – воскликнула Мария. – Потому что тогда я смогла бы рассказать им о черных крестах, о том стыде, который испытывала, когда мне приходилось снова и снова все переделывать на глазах у всего класса.

Кен все еще был настроен скептически.

– Но разве вы смогли бы избавиться от беспокойства и лучше справиться с заданием по математике?

Мария задумалась.

– Думаю, да, – медленно ответила она, – если бы родители прислушались ко мне и позволили рассказать о своих страхах, то я набралась бы смелости и мне захотелось бы учиться лучше.

Через несколько дней после этого разговора мы снова обедали с Марией. Она улыбнулась и вытащила из сумочки маленькие свернутые листочки бумаги.