Губина Всеволодовна - Кузя, Мишка, Верочка

За это время Аня узнала Верочкину историю. Девочка родилась в полной семье. У нее были и мама, и папа. Был еще и старший брат, только к тому моменту, как Верочка родилась, он уже давно жил в детском доме. Почему? Кто знает… В документах указано кратко — ЛПР — лишение родительских прав. Подробную историю семьи к документам прилагать не принято.

Первый год жизни Верочка прожила с мамой. В какой момент исчез папа, история умалчивает. Мама пила. Пила ли она потому, что не справлялась с горем, безденежьем, неустроенностью? Или безденежье и неустроенность были неизбежным следствием пития? И этого никто не знает… Дальше все просто — соседи, уставшие слушать крик ребенка, прорывающийся сквозь гомон нетрезвых голосов, вызывают милицию, ребенка изымают из семьи. Больница, потом — дом ребенка. Все просто.

Ане казалось, что она понимает Верочку. Понимает ее характер, внутреннюю логику ее поступков. Верочка вела себя так, как будто знала, что все должно быть по-другому. Как будто, каким-то чудом, в ней осталась жить память о тех днях, когда мама была рядом. Верочка неумолимо и беспощадно разрушала в этом мире то, что ей не нравилось. Ни угрозой, ни силой никто не мог заставить ее делать то, что она считала несправедливым или ненужным. Суп она так и не ела. Ей пытались не давать второго и компота. Ей оставляли холодный суп на полдник. Она не ела. Сдавались воспитатели — нельзя же морить ребенка голодом.

Была у нее еще одна особенность. Девочка каким-то зверушечьим чутьем определяла, кто к ней относится хорошо, а кто — плохо. Иногда кто-то вел себя по отношению к Верочке внешне безупречно, называл ее «деткой». А отойдя в сторонку, начинал рассуждать о том, что она «дебилка», что это «сразу видно» и что «ей место совсем не здесь». Слышать Верочка всего этого никак не могла. Но каким образом она мгновенно вычисляла тех, кто относился к ней именно так?

Аня долго не могла понять, почему Верочка считается «особенно трудной»? Она не была агрессивной. Она никогда не била других детей. Ну иногда, в ответ, бывало, конечно, но не сравнить с настоящими драчунами. Но тех драчунов никто не грозился отправить в «дурку». Девочка с трудом училась, плохо запоминала стихи, игнорировала таблицу умножения, рвала тетрадки во время занятий. Но мало ли детей так себя ведет. Ничего такого уж особенного, и так бывало, и похуже бывало… Непонятно было, почему Верочка вызывает у некоторых воспитателей чувства, весьма похожие на с трудом сдерживаемую ярость? Почему ее кормят «успокоительными» таблетками?

Много времени с Верочкой Аня проводить не могла, все-таки она была на работе. Но иногда удавалось посидеть и полчасика. Аня сделала для себя некоторые выводы. В поведении Верочки чередовались разные периоды. Бывало, ею овладевали эмоции и она носилась, сшибая все вокруг. Хваталась за одно, потом за другое. Подбегала к Ане, начинала ей что-то говорить, потом что-то вспоминала, бросала: «Сейчас, погоди…» — и убегала куда-то. Порой сидела рядом, внимательно слушала, что ей говорят, но часто перебивала и переспрашивала. Но все же дело было не в этом. Вокруг Верочки создавалась какая-то сгущенная атмосфера. Как будто ее окружало некое беспокойное облако. И она носила это облако за собой, втягивая в него каждого, кто попадался ей на пути. Дело было не в том, что Верочка сама не оставалась в покое. Дело было в том, что никто в ее присутствии не мог оставаться в покое.

А потом на нее накатывала апатия. Девочка как будто спала наяву, не могла сосредоточиться. Не хотела ничего делать. Могла пойти и лечь спать прямо в одежде. Если Аня старалась вовлечь ее в разговор, отнекивалась, отмахивалась. Если ее старались растормошить, сжималась в комочек, прятала лицо. Был и третий период, когда все было в порядке. Верочка лепила и рисовала, старательно учила таблицу умножения и даже английские слова. Смотрела телевизор в общей гостиной, уютно умостившись на широком диване вместе с другими детьми, не пропускавшими любимых сериалов. Играла во дворе в футбол под руководством детдомовского физкультурника.

Подъем — спад. Возбуждение — торможение. Неужели это диагноз? Некоторые воспитатели шептали в сторонке, что — диагноз. Кое-кто из них учился в педагогическом. А там же психологию преподают и что-то из психиатрии, кажется… Аня решила поговорить с доктором. Раз в неделю в детский дом приходил доктор — психоневролог. Консультировал детей.

«Нет, никакого диагноза нет, — сказал доктор Ане, которая вдруг почувствовала себя совершенно счастливой, — а торможение — от таблеток». «А таблетки тогда зачем, если ребенку от них только хуже?» — спросила Аня, чувствуя себя полной идиоткой. Приходит какая-то посторонняя тетка и начинает сомневаться в том, правомерен ли курс лечения. Доктор был человеком понимающим. Он не стал выяснять, зачем вдруг Ане понадобились фармацевтические подробности. Спрашивает человек — значит, нужно человеку. Да и тайны никакой тут нету, почему бы не объяснить, что к чему.

Доктор объяснил, что таблетки он прописал Верочке «легкие», действительно просто успокаивающие. Потому что если ребенок часто возбужден и воспитатели жалуются на то, что ребенок неуправляем, то он, как доктор, обязан реагировать. У него нет причин сомневаться в компетентности воспитателей и справедливости их жалоб. Они профессионалы, и раз не справляются, значит, поведение ребенка действительно выходит за пределы нормы. Такова логика системы.

Аня посомневалась, прежде чем поделиться с доктором одним своим наблюдением. Она боялась, что он поднимет ее на смех. «Понимаете, — осторожно начала она, — у меня такое впечатление, что таблетки на самом деле Верочку не успокаивают. Они ее просто тормозят. Она теряет силы и одновременно становится рассеянной. Она не может ничем заняться, не может сосредоточиться, и от этого она злится». Аня старалась вспомнить в подробностях, как все происходило, и вдруг поняла, что так и было. Верочка как будто пыталась разогнать какую-то муть вокруг себя, сквозь которую она не могла разглядеть текст в книжке, кусочки пазла. У нее не получалось, и она нервничала и злилась. Как злится абсолютно здоровый человек, перед которым вдруг напустили туману.

«Да, есть такое дело, — подтвердил доктор, — снижение концентрации внимания — побочный эффект». «Но ведь это же тупик какой-то, — возмутилась Аня, — она же не может ничем заняться в таком состоянии, она же от этого только еще хуже бесится». «А что поделаешь, — вздохнул доктор, — ничего другого наука пока не предлагает». Аня понуро побрела назад. «Ужас какой-то, — думала она, — доктор ничего поделать не может. А я разве могу что-то поделать?» «Вот забирай ее в семью, — зудел внутренний голос, — и снимай с таблеток». Аня решила зайти в службу по устройству детей, узнать о Верочкиных перспективах. О ее собственных душевных терзаниях пока никто не знал, и Верочке по плану должны были искать семью…