Губина Всеволодовна - Кузя, Мишка, Верочка

Так важно подхватить сразу: «Вы хотите взять ребенка?» — по-деловому, но обязательно доброжелательно. Так, чтобы там — услышали: «Все нормально. Вы пришли туда, куда надо. Мы рады». Потом будем разбираться, правда ли хотят и чего хотят, смогут ли они и сможем ли мы. Потом, потом… а сейчас — сказать что-то такое, от чего человеку становится совсем не страшно, а наоборот — радостно.

На заре моей детдомовской «карьеры» Алла Петровна, наша хозяйственница, позвала меня к телефону. Звонил молодой мужчина, они с женой хотели взять ребенка из детского дома. Хотеть-то хотели, но обстоятельства у них были «не очень» — квартирка маловата, родственников многовато, да и младенец только что народился. Куда уж тут еще и патронатного! Я держала телефонную трубку, понимая, что надо просто — дослушать, а потом вежливо как-то объяснить, что сейчас — не время. Я уже открыла рот, я уже начала говорить: «Понимаете, Петр, в вашей ситуации мы обычно не рекомендуем…» Алла Петровна вдруг замахала мне рукой и зашипела: «Прерви разговор на минутку». Мы вышли в коридор.

— Таня, я хочу тебе сказать… — Алла Петровна глядела на меня ласково и с пониманием, — очень страшно звонить в детский дом.

— Страшно? — Я как-то растерялась. — Кому страшно?

— Им страшно. Тем, кто звонит.

— Почему страшно?

— Потому что у них судьба сейчас решается. Мы для них — голос Судьбы. И сейчас этот голос ему скажет: «А пошел ты, мужик…»

— Но у них ведь… они ведь все равно не смогут, у них там…

— Да знаю я, что у них там… Я с ним полчаса разговаривала, — Алла Петровна смотрела на меня все так же ласково. — Понимаешь, вот он решился — и позвонил. Поверь мне, это непросто — позвонить в детский дом.

Я поверила. А еще — вспомнила. Вспомнила, как года два назад сама куда-то звонила и что-то узнавала. Нет, я не собиралась брать ребенка из детского дома. Что-то попроще делала. Но до сих пор помню, как дрожали руки и как трудно было подбирать слова. Интересно, откуда Алла Петровна знала, что звонить — страшно?

— Алло, это детский дом? Расскажите, какие у вас дети есть? Нам надо маленькую светлую девочку, у меня муж блондин…

Первая, вполне человеческая реакция — «вот я щас прям разбегусь и все тебе про всех расскажу. А потом начну подбирать ребеночка под цвет мужниной шевелюры». Это длится — мгновение. Потом включаешься:

— Вы хотите взять ребенка из детского дома?

— Вы знаете, очень хочу. А муж сомневается. Вот я и подумала, если ребенок будет на него похож… — Мы разговариваем полчаса.

Хорошая тетка, очень любит мужа и хочет детей.

— Приходите к нам вместе с мужем. Мы сначала всех приглашаем на информационную встречу. Вас это ни к чему не обязывает. Послушаете, зададите вопросы… Если захотите, запишетесь на интервью. — Понятная последовательность действий, спокойная обыденность происходящего. Собеседница тепло прощается. Приятная женщина, как говорит социальный работник Наталья Чуланова.

Телефон умолкает ненадолго, потом звонит снова:

— Алло, это детский дом? Мы хотели бы усыновить ребенка…

Ну да, у нас патронатный детский дом. Можно с чистой совестью сказать, что вам, мол, не сюда. Только вот многие считают, что «усыновить» — это и значит «взять ребенка из детского дома». Как-то женщина звонила: «Мы хотим усыновить на патронатное воспитание». Поговорить с человеком надо…

— Здравствуйте. Да, это детский дом. Вы как раз попали в Службу по устройству ребенка в семью. А вы хотите именно усыновить?

— Да я, собственно… Ну, мы ребенка хотим… А что вы имеете в виду — опеку, что ли? Нет, мы под опеку не хотим, мы хотим, чтобы он называл нас мамой и папой.

— Знаете, у нас детский дом — патронатный. А вы какого возраста ребеночка хотите?

— Ну, лет пять… Или шесть. Чтобы в школу подготовить успеть. А что такое — патронатный?

Через полчасика, возможно, удастся попить кофе. А пока мы обсуждаем все — чем опека отличается от усыновления, и патроната, и всего остального, и в каком возрасте ребенка нужно начинать готовить к школе… Возможно, это не наши «клиенты». И ребенка они возьмут не у нас, а где-то в другом месте. Зато к нам они не будут бояться звонить. Вдруг чего спросить придется. Дите-то жару задаст независимо от формы устройства…

Перед самым Новым годом позвонила женщина — хотят отдать ребенка, мальчика, 1 год 5 месяцев. Ребенок приемный, в семье прожил больше года. Почему нам позвонили? Да кто ж их знает, телефон кто-то дал, хотят не просто «сдать ребенка» (брали не у нас), а чтоб семью нашли хорошую…

Почему-то перед Новым годом такое, как бы это сказать… обостряется, что ли… Кто-нибудь да позвонит — не могу, говорит, больше…

У них еще мальчик есть, чуть постарше, 1 год 9 месяцев. Свой. Или, как бы это сказать, кровный, что ли… Короче, сами родили. Тот, который приемный, — поактивней, побойчей, хоть и младше. Зашугал, видно, «братика». И еще младенец родился, только что. В семье бабушек-дедушек нет. Родители не справляются. Приемного решили отдать.

Брали в семью, сказали, «на эмоциях». Жалко стало, отказничок, сиротина, кроха. Как-то не рассчитали…

Потом мы в курилке сидели. Лена сказала:

— Все-таки я не понимаю…

Наташа:

— А я понимаю. Они устали. И помощи у них нет…

Лена:

— Котенка — и того не отдашь. Своего бы не отдали…

— Свой, он из утробы, — сказала Наташа, — а этот — приемный…

Тут самое сложное — удержать «профессиональную позицию». Всех понять. Всем помочь. Сделать то, что от тебя зависит. Не визжать. Не материться. Не плакать. Работать. Но и это не самое сложное.

Самое сложное — это продолжать их всех любить.

Марии Феликсовне ТЕРНОВСКОЙ— директору московского детского дома номер девятнадцать с 1994 по 2010 год, создателю патронатной системы, удивительному человеку, которым я восхищаюсь, которого уважаю и люблю.

Елене БУХМАН— руководителю Службы по устройству детей в семью с 1996 по 2005 год, человеку, который научил меня видеть в людях лучшее, что в них есть, бережно и трепетно относиться к тому, что происходит в душах человеческих.

Марии Викторовне КАПИЛИНОЙ— детскому психологу, удивительно доброму и преданному человеку, посвятившему свою жизнь и свой профессиональный талант ничейным детям.

Моему мужу— человеку, который все эти годы выдерживал жену, работающую с чужими детьми. Да еще и «пишущую».

Моим детям— замечательным девочкам, которые так сопереживали всему, что я делаю, что просто невозможно было не делать.

Елене Исаевой— «человеку-оркестру», издателю, дизайнеру и чудесному другу.

Сегодня очень модно стало говорить о традиционных семейных ценностях: о том, что их надо защищать, прививать — не забывать про них. Признаюсь, что мне нравится эта мода, но есть некоторые сомнения. Так, не совсем понятно, почему семейные ценности — это то, что мы потеряли? Какими они были в традиции нашего народа, общества 50, 100, 200 лет назад?