М. Томас - Исповедь социопата. Жить, не глядя в глаза

Однажды в субботу, гуляя по городу, мы решили вместе пойти на вечеринку. По дороге мы зашли к Дэйву, так как ему надо было переодеться. Пока он переодевался, мы с Сарой, ожидая его, разговорились – точнее, я заставила ее разговориться. Я поняла, что она считает: предстоявший вечер должен показать ей, что кому-то она нравится больше, чем я. Наверное, так случилось потому, что Дэйв весь день отчаянно ухаживал за ней – вероятно, чтобы напоить меня моим собственным зельем. Как бы то ни было, Сара надела маску уверенности и преждевременно внушила себе, что ей предстоит восторжествовать надо мной.

– Почему ты улыбаешься? – спросила я.

– Так, без причины, – хихикнув, ответила Сара.

– Нет, серьезно. Ты вполне можешь мне сказать. В чем дело?

– Да ничего особенного. Вообще все это очень глупо.

– Хочешь заключить пари, кто из нас раньше поцелуется с Дэйвом?

– Откуда ты узнала?!

– Догадалась. Можем заключить такое пари, если хочешь.

Конечно, она захотела, потому что была на сто процентов уверена в победе. Она хотела хотя бы один раз увидеть мое унижение. Мы договорились об условиях пари и вознаграждении (я знала, что чем более сложными будут казаться эти условия, тем более честный вид примет предприятие, хотя на самом деле я просто хотела усилить ее смущение и усугубить слабость). Конечно, я выиграла, оттянув момент торжества настолько, насколько смогла: я дождалась, чтобы она бросилась ему на шею – и была отвергнута. Двойное наслаждение: мне удалось не только сокрушить самоуверенность Сары, но и поколебать религиозные устои Дэйва – для того лишь, чтобы на следующий день с презрением отвергнуть его домогательства.

Несмотря на мои дурные намерения, я все же в большинстве случаев умела себя обуздывать, особенно в сравнении со школьниками, расстреливающими своих одноклассников. Я никогда не считала себя хищницей, потому что никого не изнасиловала и не убила. Но, оглядываясь назад, я думаю, не является ли мое понимание своей отчужденности вкупе с инстинктивной потребностью наблюдать других людей, с целью выжить и преуспеть, характерной для поведения людей-хищников?

Если я хищник, то для чего я охочусь – ради удовольствия или выживания? Я научилась быть хищницей ради выживания, но так же верно, что играла эту роль и тогда, когда в этом не было никакой необходимости. Многие хищники ведут себя так, совершая «ненужные убийства» или атакуя жертву, не испытывая настоящей нужды. Вам не приходилось видеть ролики про китов-убийц, набрасывающихся на жертву, убивающих ее, а потом уплывающих прочь? Ученые уверяют, что это не убийства для удовольствия (откуда они знают?), а один из механизмов выживания: ненужные убийства требуют большей агрессивности, а наиболее агрессивные особи имеют больше шансов выживать и размножаться.

Хищники, занимающиеся ненужными убийствами, всегда готовы напасть, совершить убийство. Точно так же и я всегда готова играть ради победы, независимо от того, против кого ведется игра и насколько невинны и беззащитны потенциальные жертвы. Это имеет для меня большой смысл. Если бы я была беспощадной только когда это необходимо или если бы моя беспощадность была направлена только против тех, кто этого «заслуживает», то я не смогла бы стать эффективной хищницей. Я все время задавала бы себе неудобные вопросы: заслуживает ли конкретный человек жестокого обхождения? Действительно ли мне надо на него напасть? Наоборот, для меня естественна агрессивность, направленная на всех без исключения. Сейчас, став взрослой, я обуздываю свои наклонности. Я позволяю людям брать надо мной верх, чтобы сохранять нужные мне отношения, но животная страсть к разрушению все равно бурлит под обманчиво спокойной поверхностью. Многие считают меня красивым и экзотическим щенком, но щенком по-настоящему опасным, вроде белого тигра для моей семьи и семьи моих друзей, Зигфрида и Роя.

Природная агрессивность всегда мешала мне вести нормальную общественную жизнь. Будучи подростком, я употребляла все средства, чтобы скрыть свою истинную сущность, но она все равно прорывалась в форме неприкрытой агрессии. Если кто-то – болтливая одноклассница или воодушевленный учитель – вызывал у меня гнев, мои глаза превращались в две мерцающие точки, а в голове начинали роиться планы мести. Наклонив вперед голову, я сжимала кулаки и прищуривала глаза, сосредоточив всю свою злую энергию на одной цели – найти лучший способ сокрушить противника. Образ нормального человека, который с таким тщанием выстраивала, мгновенно разрушался, и я становилась похожей на киношного злодея. В социальном плане я вела себя очень непоследовательно, делая шаг вперед и тут же два шага назад.

Я училась в начальной школе, когда до меня начало доходить, как важно воспитать в себе привлекательные черты характера. Я внимательно присматривалась к сверстникам, чтобы понять, чем они привлекают друг друга, и старательно перенимала их поведение. Именно тогда я занялась серфингом, стала играть в рок-ансамблях и карабкаться вверх по социальной лестнице. Помимо того что я хорошо училась, я стала смотреть альтернативное кино и слушать музыку андерграунда, заниматься мотокроссом и санным спортом и носить одежду из магазинов для бедных. Я стала воплощением совершенства, обаяния и таланта. Люди гордились моей дружбой, меня любили (и боялись). Я не только обзавелась набором масок на все случаи жизни, но и, кроме того, научилась безупречно пользоваться этими масками.

Вела я себя подчас просто возмутительно, но в школе старалась быть паинькой, и на мои выходки смотрели как на несущественные капризы. От матери мне передалась любовь к музыке. Я играла на барабане в школьном оркестре и в городских рок-группах. Когда я училась в старших классах, музыка помогала мне маскировать асоциальное поведение. Музыкантов вообще считают самовлюбленными, эксцентричными нарциссами; зрители были бы разочарованы, если бы их любимцы вдруг начали вести себя как заурядные обыватели. Таким образом, мои выходки выглядели вполне естественно в контексте увлечения рок-музыкой. Когда держишь в руках гитару или бьешь в барабан, от тебя ждут, что ты будешь вопить и дергаться как одержимый, заводя публику в зале и притягивая к себе всю возможную зрительскую любовь и преданность.

Кроме того, мне повезло, что Джим продолжал водить меня в свои компании, хотя я была его младшей сестрой. В школе он дружил с ребятами старше себя – это были не то чтобы сорвиголовы, но очень энергичные мальчишки, поклонники музыки ска [12]. Они носили классические костюмы и узкие галстуки. Каждый выходной они ходили в клубы или собирались у кого-нибудь дома, чтобы послушать музыку, и мы с братом вместе с ними. Так я познакомилась с обстановкой на рок-концертах, с коллективным безумием, поножовщинами, разбитыми об головы бутылками и массовыми драками, после которых зрителей увозили на каретах «скорой помощи» и в полицейских автомобилях. Концерты приводили меня в состояние восторженного трепета.