М. Томас - Исповедь социопата. Жить, не глядя в глаза

Мне очень нравилось считаться умной и успешной. Ради этого я не стеснялась совершать дурные поступки на глазах немногих. Осуждающие взгляды и красноречивое пожатие плеч для меня ровным счетом ничего не значили. Куда большее значение имели почести, оказанные мне во время церемонии выпуска. Знаки, звездочки и картинки до сих пор доставляют мне удовольствие.

Окончив юридический факультет, я стала работать публичной девкой (все адвокаты, в сущности, престижные продажные девки) в одной странной фирме, делавшей скандально огромные деньги. Первую зарплату я потратила на гардероб, в котором выглядела как преуспевающая дама из высшего света Лос-Анджелеса. Однако работа за столом в конторе не вызывала особого интереса. Теперь-то я хорошо понимаю, что меня всегда занимала форма, а не содержание.

Я долго продержалась на плаву, потому что не ощущала ненадежности своих методов – добиваться всего через черный ход. Мало того, гордилась этой способностью и чувствовала, что вполне заслужила высокое положение. Действительно, а почему нет? Я получила все мыслимые внешние признаки преуспеяния, не пожалев никаких усилий: мои оценки были очень высокими, резюме – великолепным. С самого начала моя карьера была головокружительной, тем более что она очень сильно смахивала на удачное воровство, а я всегда любила играть в рискованные азартные игры. В юности мне было мало получать высшие оценки на экзаменах. Это легко. Самым волнующим был риск: хотелось поменьше трудиться, но находить способы, как при этом получить высший балл. То же самое и с моей адвокатской деятельностью. Я не хотела работать, желая лишь казаться отличным адвокатом. Но на самом деле вся эта работа по сути своей смахивает на воровство, и поэтому я оказалась лишь одним из множества имитаторов.

Мне нравились тайные (и не вполне) интриги и противостояния, разыгрывавшиеся в нашей конторе. Я стала экспертом по слабым местам других людей и пользовалась знанием, чтобы вертеть всеми, от младших помощников до старших партнеров. Особенно восхитительны уязвимые места маститых властных адвокатов – они восхищают остротой и изысканностью. У адвокатов есть все, что и у прочих людей, – половой член, внешность и возраст, но намного интереснее более скрытые уязвимые места.

Был, например, в нашей фирме один партнер, сидевший в соседнем кабинете. До странности обеспокоенный тем, что у него шестеро детей. Он не был религиозным человеком, подчинявшимся догмату о необходимости размножения, и все время пытался сам себе объяснить, как до этого дошел. Во время рождественской корпоративной вечеринки он, хлебнув лишнего, зажал меня в угол. Пришлось, изображая сочувственную улыбку, выслушать исповедь о том, почему у него, городского жителя и высокооплачиваемого специалиста, так много детей. Потом он предложил мне стать соавтором его последней статьи. В понедельник я не стала напоминать ни о чем, но ощущение, что он полностью передо мной открылся, осталось.

У каждого человека есть способы защититься от унижений, все пользуются какими-то приемами для сокрытия слабостей, все стремятся избежать манипуляций. Девушка, выросшая в трейлерном парке, носит обувь исключительно от Кристиана Лубутена и шарфы от Гермеса. Внук активного нациста работает на благотворительной кухне, где кормят людей всех рас и вероисповеданий. Ребенок, испытывавший трудности в обучении, вырастая, лезет из кожи вон, лишь бы получить докторскую степень в престижном университете. Но суть в том, что все эти механизмы работают до тех пор, пока они невидимы. Если же они вдруг открываются чужому взгляду, если их видят другие люди, то вы становитесь голым и беззащитным и стоите в оцепенении, ожидая, когда вас съедят. В открытости есть нечто мучительное: вас видят со всеми потрохами, замечая в вашей душе не только следы содержимого мусорных контейнеров, но и страстное желание навсегда освободиться даже от воспоминаний об этих следах.

Это как в покере – у многих проявляются неосознаваемые изменения в поведении, выдают сильные и слабые стороны или тайны прошлого, которые человек хотел бы скрыть даже от самого себя. Признаки классовой принадлежности обычно работают безотказно. Думаю, что мне никогда не попадались люди, на лицах которых не проступали бы знаки неустойчивого классового или социально-экономического статуса. Сомнения пронизывают все аспекты жизни такого человека, проявляясь во всем: в том, как он держит палочки в японском ресторане, как здоровается с почтальоном. В такой ситуации я могу взять верх, выказав легкое неодобрение, завернутое в упаковку терпимости, проявляя вполне осязаемую, но тонкую снисходительность.

В одном из филиалов юридической фирмы я работала со старшей коллегой по имени Джейн. Так как филиал находился довольно далеко от центрального офиса, я виделась с ней не чаще одного раза в несколько недель. В юридических фирмах по неписаным законам младшие клерки должны относиться к коллегам, которые старше их на пару лет, как к непререкаемым авторитетам во всех жизненных вопросах. Джейн воспринимала эту иерархию на удивление серьезно. Можно было догадаться, что никогда раньше, ни в одной другой социальной сфере, она не обладала такой властью. Ее бледная нездоровая кожа с проступающими возрастными пятнами, признаки плохого питания и небрежность в личной гигиене свидетельствовали, что она отнюдь не принадлежит к сливкам общества. Но одновременно было заметно, что она изо всех сил старается культивировать в себе, хотя и весьма неуклюже, принадлежность к привилегированному классу. Исполнив свою мечту за счет невероятной усидчивости и упорства, Джейн добилась крупицы власти на рабочем месте, неплохо проявив себя в должности помощницы маститого адвоката. Джейн стремилась распорядиться властью как можно лучше, но удавалось плохо: в одних ситуациях она проявляла деспотизм, а в других часто допускала слабину. Было видно, что она и сама мучительно осознает, что ее поведение – забавная смесь показной властности и неподдельного сомнения.

Возможно, я была не самым лучшим ее партнером. Так же как и все, с кем мне приходилось иметь дело, Джейн считала, что я не заслуживала того, чего добилась. Джейн прилагала максимум усилий, чтобы прилично (по ее понятиям) одеваться, и носила плохо подогнанные по фигуре бежевые костюмы с ватными плечиками, а я при первой же возможности надевала вьетнамки и футболки. Она работала на износ, на пределе человеческих возможностей, а я вовсю пользовалась декларированной отпускной политикой фирмы – брала в конце недели три выходных, а подчас устраивала недельные перерывы, уезжая за границу. Молчаливо предполагалось, что сотрудники не будут злоупотреблять отпусками, но я всегда придерживалась обычая соблюдать только писаные, явные правила, а не негласные договоренности, что впоследствии и послужило основанием выдвинутых против меня обвинений. Джейн чувствовала, что я откровенно попираю это и другие неписаные правила без всяких неприятных последствий, просматривая ведомости с отработанными часами и глядя на более чем вольный наряд, в каком я появлялась в конторе. Для нее я была ходячей несправедливостью. Это возмущало ее, но уж если я продала душу дьяволу, то она решила получить от меня его визитную карточку и контактную информацию.