Елена Прудиус - Семья de arche. Архетипическая изнанка семьи

Т.е. дети – посредники между миром взрослых людей и миром горним?

Только ли с горним миром связывают нас дети? Интересна в этом плане (да и в каких только планах она не интересна) средневековая легенда о Гамельнском крысолове. Он увел из города сначала крыс, потом детей – с помощью одной и той же дудочки. По более поздним трактовкам легенды дети потом оказались в Трансильвании, родине вампиров, нежити. Нежить в европейском варианте это «носферату» – не мертвое (согласно Брэму Стокеру, автору «Граф Дракула – вампир»). Выходит, ни живое, ни мертвое, промежуточное между Этим и Тем мирами, дети – еще не вполне люди.

В данном случае дети – посредники между земным миром и подземным, нижним миром.

И разве жизнь с ними не возвышает иногда нас до горних высот любви и не сбрасывает тут же в бездны самых животных страстей и стихийной злобы? Кто не вырастил ребенка, тот вряд ли поймет это. Ребенок бывает настоящим испытанием человечности его родителей, его крест, про который в одной старой притче сказано было так.

Шли люди по дороге и несли на спинах тяжкие кресты. Их нагнала группа людей, идущих налегке. Эти люди стали осыпать насмешками людей, несущих кресты, призывая бросить ненужную тяжесть, и быстро обогнали их. Вскоре путники достигли широкого разлома в земле. Люди, идущие налегке, растерялись, не обнаружив нигде края этого разлома. Люди с ношей подошли к краю расщелины, положили свои кресты поперек и перешли по ним.

Разумеется, роль моста или проводника (психопомпа) это только один из аспектов младшего (или единственного) ребенка.

Некоторое время назад мы с моей коллегой Натальей Васильевной в школе случайно обнаружили группу суицидально настроенных подростков. Собственно, исследовали мы ведущие мотивы их поведения для улучшения возможности понимания их родителями и педагогами, а обнаружили вот такое. Две девочки из седьмого класса и мальчик из восьмого. Потом с теми же настроениями сами (после диагностики) пришли еще две девочки из девятого. У всех очень мрачный взгляд на жизнь, регулярные мысли о смерти, какая-то вселенская скорбь. Все они оказались единственными детьми в своих семьях, благополучных по внешним признакам, никто из них уже давно не хочет брата или сестру. Одну из них (с резаной ручкой) я спросила, нет ли дома животных. Животных дома тоже нет. А с родителями она давно не общается. Они живут где-то за стеной, но это давно не важно.

Это, конечно, не статистика, но некий намек на тенденцию.

Им, единственным, достается всего слишком много: слишком много любви и сразу вся ненависть. Легко формируется позиция эгоцентризма, ограничивается взгляд на мир, опыт внутрисемейной коммуникации и взаимных уступок, компромиссов – несравненно слабее, чем в более плотно населенных семьях.

Если у мамы нет папы или друга, или какой-нибудь зверюшки, то ее единственный ребенок должен стать настоящим человеком-театром, играющим множество необходимых в семье ролей, имитатором, хамелеоном, марсианином из одноименного рассказа Р. Брэдбери.

Надежды, возлагаемые на него, опять же огромны, они не разделяются между двумя-тремя наследниками. Кто подаст пресловутый стакан воды своим родителям? Опять он один. И наследство получает сразу все – все родовые сценарии – и позитивные и безмерно тяжкие. Легко ли все это выдержать и не испытать разочарования перед судьбой в лице родителей, когда она вдруг отказывается выдавать безразмерные кредиты и требует возврата ссуды? Судя по этим подросткам, очень нелегко.

Забавно, чем старше становишься, тем все чаще приходят к тебе непрошенные воспоминания из детства. Смотрю на детей, которые растут единственными, и думаю, что мне повезло больше в свое время – у меня есть младшая сестра. На худой конец, это позволяло мне оставаться незаметной, пока мама занималась ее проблемами. Это было, с одной стороны, обидным, но все же развязывало руки и давало свободу. А когда родители занимались друг другом или чем-нибудь еще, мы обе могли улизнуть во двор и на украденные сестрой из отцовской пепельницы копейки купить себе мороженое, в ужасе и восторге от своего преступления, спрятаться за крытой сценой во дворе, и там съесть свою добычу. Это была неправильная и не вполне честная жизнь, но она определенно была нашей собственной. И это была наша тайна, о которой мы никогда не говорили родителям. А впоследствии говорить об этом никогда не было повода, да и вспоминается об этом только, когда я одна.

Наверное, хорошо, когда в семье у каждого не слишком много ролей, и если уж так получилось, что ребенок в семье один, пусть будет у мамы муж или друг, а у сына – собака или рыбки с птичками. Пусть будет и друзей полный дом, и бабушки с дедами, занятые не только единственным внуком, но и собственными странностями. Пусть приходят малоинтеллигентные соседи за солью и хлебом, пусть единственный ребенок сам забегает к ним, когда родители на работе, просто, чтобы не оставаться в одиночестве.

Пусть его любят, но не только его, пусть иногда терпеть не могут, но не сразу за всех обидчиков. Пусть он станет одним из множества любимых и дорогих, и родители будут хорошими, милыми чудаками, но не самыми лучшими в мире. Пусть у него будет целый мир. Короче, про это гораздо лучше написал Э. Успенский в своей истории про мальчика дядю Федора и его друзей в Простоквашино. Читайте, люди, классиков, у них есть все о человеческой природе!

Есть множество страшных рассказов о силе генетического наследия биологических родителей (имеем в виду родителей, переставших заботиться о детях в силу своей социальной деградации, в основном, алкоголизма и наркомании). Факты, действительно, говорят о том, что нередко приемные дети уже в раннем детстве обнаруживают черты характера бросивших их родителей – моральную неустойчивость, легкую подверженность внешним влияниям, отсутствие собственного характера, волевых побуждений, склонность к легкому достижению желаний, бродяжничеству, игре с огнем.

И все же современная психогенетика доказала на огромном количестве детско-родительских и близнецовых исследований, что в формировании фенотипа (совокупности всех внешних проявлений организма, включая характер) 50% принадлежит, безусловно, наследственному фактору, но остальные 50% зависят от среды, в которой проявляется формирующийся характер. Поддерживаются и экспрессируются те из пенетрировавших (пробившихся) признаков, которые могут реализоваться в данной среде. Так, правильное воспитание может максимально оптимизировать развитие любого почти ребенка. Однако труда это требует огромного, и всегда нужно иметь в виду крайние варианты, такие, как синдром Преображенского-Шарикова (тупо сковано – не наточишь, глупо рожено – не научишь). Больная эта тема и еще долго будет открытой для дискуссий и открытий. Однако нас в контексте книги интересует другой аспект приемного родительства – архетипический.