Нина Изгарова - Чудеса на земле сказочной. Высшая школа сказкотворчества. Ступень 2

─ Что жалко расставаться со старьем? Выросла ты из платья прежнего, не по тебе оно.

─ Что же делать? Как быть, Премудрая? ─ тихо молвила Ника.

─ Ну, дорогуша, что в сказках делают? Волшебничают! Разводи огонь, наполняй котлы водой.

Они споро натаскали воды и вскоре над котлами начал подниматься парок. Елена в каждый из трех кинула по щепотке трав, плеснула настойки и выжидающе уставилась на Нику. Та боязливо передернулась, но всё же подошла ближе. Где-то в пятке шевельнулось сомнение. А в ушах уже звучала не раз слышанная песня: «Успокой себя, девочка. Отпусти на четыре стороны. Не стремись казаться иной, отвыкай от слова «несчастья».

Она закрыла глаза и с мыслью, что мечты должны быть либо безумными, либо нереальными, а иначе – это просто планы на завтра, погрузилась в горячую, пахнущую мятой, сосной и чем-то еще до боли знакомым и родным, воду. А через несколько минут уже прохаживалась павой в своем новом платье.

─ Покрасовалась и будет, ─ недовольно пробурчала Елена, ─ снимай, да в короб уложи. Сама спать ступай, завтра дел полно. Честь тебе оказываю, помощницей у меня будешь.

─ Елена Премудрая, мне бы домой вернуться, ─ испуганно залепетала Ника.

─ Хочешь остаться при своём мнении? Держи его при себе. Ишь какая, платье соорудила и бежать, ─ фыркнула Елена, ─ сказала, останешься, значит, так тому и быть, ─ и уже шёпотом добавила, ─ умная больно, не хочешь по-плохому, по-хорошему будет хуже.

Ночью Нике снился страшный сон, как закрыла её Елена в светёлке, шить заставила наряды разные, а они такие уродливые выходят. Проснулась под утро в слезах и к окошку. В какую сторону бежать не ведает, клубок пропал, а домой хочется.

И вновь откуда-то донеслась тихая песня: «Выходи за поля с границами в лучших платьях с яркой окраской. Успокой себя, девочка, шёпотом. И смотри на мир изнутри. Он ответит тебе звонким хохотом. В нем так много взаимной любви».

Ника натянула новое платье, вынула мелок, что подарила бабка и, не таясь, пошла очерчивать им круг окрест терема, нашёптывая пришедшие на ум слова: «Помощь есть, да не про твою, Елена честь!»

Обернулась вкруг себя и очутилась дома перед зеркалом. Зарастающая дырища на его поверхности быстро сковывала стекло, зыбкие волны пошли рябью и исчезли. Из ступора её вывел шорох. На подоконнике открытого окна переминалась с ноги на ногу сорока, держа в клюве красочную книгу: «Никины сказки».

Еремей, призадумавшись, смотрел, как осенняя ночь вступала в свои полновластные права, укутывала село тёмным покрывалом, убаюкивала всё живое. Стар и млад погружались в сон. Тишина нависала над миром. Только берёза возле горотьбы дрожала и гнулась, разбрасывая вокруг золото осенней листвы, да вот он о судьбе задумался.

Братья старшие и прежде-то посмеивались над ним, недолюбливали. А как отца с матерью не стало и вовсе озлобились. Кондрат шпынял его, олухом кликал, а Ипат рохлей и дуралеем. Всё время козни строили разные. Еремей сердца на братьев не держал, родня всё же. Мягкий характер у него, деликатный. Чувствовал только – лишний он здесь. Вчера братья замыслили что-то уж очень нехорошее, долго шептались и злорадно поглядывали на младшего.

Еремей, чтобы не искушать их, дождался темноты, накинул плащ и толкнул скрипучую дверь. Ночь приняла его в свои бархатные объятья. Начинал накрапывать дождик, и свет уже ущербной луны не мог пробиться сквозь набухшие веки ночного неба. В робком дожде рождалось доверие. Словно дождь и Еремей понимали друг друга, соединяя свои одиночества вместе. Так и шагнули на дорогу, словно два закадычных друга. Возле лесочка дождь остановился и потрусил обратно, а Еремей направил свои стопы по тропинке к пастушьему шалашу, дожидаться утра.

Когда в воздух замелькали лучи восходящего солнца, лес наполнился не успевшей раствориться туманной дымкой. Она мерно кружилась, будто парила в этой смеси света и влаги. Еремей залюбовался туманными спиралями, и не заметил, как из кустов за ним наблюдают чьи-то настороженные глаза. Он слушал дыхание леса и наполнялся им.

Кажется, он мог стоять вечно, прижимая ладони к грубой шершавой коре, вглядываясь в трещины, чешуйки. Ни дереву, ни ему торопиться было некуда. Но всё же Еремей похлопал по заскорузлому боку сосны и шагнул вперёд. Посреди тропы, поделив её надвое, лежала исполинская ель. Ветвями, обращенными к небу, ель походила на гребень сказочного существа. Нижние лапы, пожелтевшие, обломанные порождали таинственные лабиринты. Разглядеть, что было там, за рухнувшей елью не представлялось возможным.

Вкрадчиво шелестел утренний ветер. Испуганно щебетала птаха. И какое-то поскрёбывание, повизгивание там, не то за гранью лабиринта, не то в нём самом. Еремей, не раздумывая, нырнул в мешанину ветвей под стволом и пополз, опираясь на ковер из осыпавшихся иголок, устилавший проход. Протискиваясь, почувствовал за собой что-то похожее на сопенье и вздохи, но не придал этому значения.

Наконец наметился долгожданный выход из путаницы ветвей, и он вывалился на поляну. В глаза ударило солнце, ослепив после сумрака, царящего под стволом. Жалобный тихий стон доносился из овражка. Еремей двинулся на звук. На дне, уткнувшись в траву, лежал пушистый комочек с полным муки взглядом и поскуливал. Юноша прошёлся ладонями по густой шёрстке и вытащил помятого кем-то детеныша росомахи. Пушистая шубка местами слиплась от крови, а передняя лапа висела не то покусанная, не то повреждённая когтями какого-то зверя. Еремей оторвал лоскут от рубахи, перевязал зверьку лапу и поспешил к ручью, который звенел где-то совсем рядом. За хлопотами не заметил, как следом за ним двигался зверь.

Омыв в ручье раны, напоил малыша водой и устроил в тени. Сам Еремей притулился рядом, прикрыл глаза. Но вскоре почувствовал на себе чей-то взгляд и вскочил.

─Не бойся, ─рядом сидел парень, прижимая к себе мальчонку с подвязанной рукой, ─ты спас моего брата, спасибо. Ястреб изрядно потрепал его, но твоя забота сохранила жизнь и избавила от страданий. Мы сыновья Лесного Духа, Нар и Влас. Много лет назад нас похитил злой колдун Дэв. Мы смогли сбежать, долго прятались от него, пока он не исчез, ─озабоченно огляделся по сторонам и вновь перевёл взгляд на Еремея, ─я видел тебя по ту сторону. Кто ты? Куда путь держишь? Ты ведь нам теперь брат названный!

Еремей не заметил сам, как поведал о братьях, о злых умыслах и интригах, коими наполнены были их мысли. Он чувствовал доверие и доброжелательность новоиспечённых побратимов, поэтому не раздумывал долго, когда те позвали его к себе в хижину.