Софи Кремлёва - Тёмная сторона луны. Выжить рядом с психопатом и обрести себя. Основано на реальных событиях

Постепенно, я пришла к страшному выводу: никто не идеален, и тьма бессознательного – то, что Зигмунд Фрейд называет «ID» («ОНО»), – незримо присутствует в каждом человеке. История войн, катастроф, эпидемий и социальных потрясений показывает, что вне зависимости от уровня культуры, духовности и воспитания, при наличии определенного контекста одни группы обычных людей способны к расчеловечиванию других, допуская грабежи, насилие, пытки и убийства.

Став в 2020 году клиническим психологом, я консультирую людей, переживших злоупотребление и насилие в детстве, страдающих от невозможности реализовать себя во взрослой жизни, от отсутствия удовольствия, любви, смысла жизни. Людей, неоднократно вовлекающихся в отношения с жестокими партнерами, в поисках истины прыгающими из одной системы убеждений в другую. Ко мне часто приходят те, кто, как и я, задается вопросом почему?. Вместе мы находим ответы. Все начинается в детстве, а возможно, и раньше… Но не так важно, с чего начинается тьма. Важно, что мы с ней делаем, чтобы стать светом.

Мне семь лет. Я – девочка. Сейчас лето – и я тону. Холодная, мокрая, пахнущая тиной вода заполняет мой нос, рот, покрывает голову. Воздуха катастрофически не хватает! Я жадно хватаю воздух ртом, прежде чем снова уйти под воду. В темноту. Очень хочется дышать, легкие горят, мое тело отчаянно машет руками и ногами в поисках опоры. Опоры – нет. Мне – семь. Отец учит меня плавать. Он взял меня купаться на пруд. Сегодня теплый летний день, солнце, радостное предвкушение.

Утро начиналось, как обычно, – солнечно. На день рождения, на выпускной из детского сада, накануне первого класса мой папа подарил мне новый велосипед – «Школьник». Все подружки во дворе просили покататься, да и мне было не жалко. Мы прыгали по крышам гаражей, носились в казаки-разбойники. Осенью меня ждет первый класс, но сегодня утром меня разбудили теплые солнечные лучи и мамин голос: «Соня, иди завтракать!»

Мама у меня красивая, теплая, но ее бывает так мало! Мама – врач-психотерапевт, она пишет диссертацию и лечит людей, которые сошли с ума. Иногда я хожу с ней на работу и вижу настоящих сумасшедших. Они очень страшные, непредсказуемые и непонятные. Мне семь лет, и я уверена, что знаю все о шизофрениках, психопатах, невротиках и могу отличить здорового человека от больного. Мамина библиотека полна книг Фрейда, Юнга, Ясперса, Фромма и других авторов, знающих все о темной стороне человеческой души.

Я бегу завтракать, впереди – лето, свобода! Мы с отцом берем полотенце, купальник и отправляемся на городской пруд. Мое утро проносится перед глазами: «я же тону!» Мне семь, и будет ли восемь – простая задачка, которую я должна немедленно решить.

Сегодня я знаю с десяток людей, которых родители учили плавать таким же способом: кинуть в воду и позволить выплыть самостоятельно, ожидая пресловутого включения инстинкта самосохранения. Все те, с кем я говорила, – выплыли. Пока мои руки молотят по поверхности воды, детский ум осмысляет один простой вопрос: почему? Ответить на вопрос не успеваю. Ноги находят дно, я неловко делаю шаг, еще один… вдох… жива. Отплевываюсь, плачу, дуюсь. Отец радостно смеется – он доволен собой, научил дочь плавать. И я довольна собой – выжила. Не показывая слез (девчонки не плачут!), я замораживаю их внутри. Молча иду домой, пиная синими сандалиями мелкие камушки. Камни разлетаются, оставляя в пыли маленькие глубокие траншеи, останавливаются, отбрасывая большую тень в ярком солнечном свете.

Мой папа – хороший, надежный, сильный… Но почему он совсем не чувствует мой страх, мою боль? Неужели он меня не любит настолько, что может позволить утонуть? Папа добрый или злой? Я вижу солнечный свет и тень от камушка, я вижу свою тень, которая бредет по дороге. Чем выше солнце – тем длиннее тень. Моя тень, папина тень идут рядом, возникает странное и щемящее чувство – на грани понимания. И исчезает. Мы приходим домой, жизнь продолжается. Мой папа скорее добрый – мы много времени проводим вместе, катаясь на велосипедах и лыжах. Он берет меня с собой на охоту, топит печь, заваривая душистый чай из трав, охраняет мой сон. Но когда он сердится – я его не узнаю, рядом с ним становится страшно.

Осенью я уже первоклассница, ученица элитной английской гимназии. Каждое утро просыпаюсь по будильнику, глажу школьную форму, фартук, пришиваю чистые накрахмаленные белые манжеты и отправляюсь в часовое путешествие на трамвае номер 1 из точки А в точку Б. Возвращаясь домой в пустую трехкомнатную квартиру, слушаю Битлов и Высоцкого на бобинном магнитофоне. Мама на дежурстве, папа в вечных командировках, защищает законные права граждан в судах. Я люблю оставаться одна – тогда я действительно чувствую себя хорошо и свободно. Готовлю незамысловатый обед из макарон с сосисками. Читаю «Трех мушкетеров», «Моя семья и другие звери». Играю в шахматы, где фигуры в моем воображении превращаются в королевский двор, а белая пешка становится королевой и влюбляется в черного короля.

В первом классе мне тяжело. Первое время меня провожает бабушка, а встречает мама. Бабушка строгая, ее педагогический стаж впечатляет. Она не слушает мои жалобы, не разрешает распускать нюни. В школе я должна учиться, держать голову высоко и сохранять стойкость духа. Бабушка родилась в семье православного священника. Их семья была раскулачена и выслана в далекий Угут, а по возвращении в Тобольск разразился кровавый 1936 год. Отца расстреляли. Деда сослали, мать умерла от тифа, и бабушка с сестрой и двумя братьями остались сиротами, прошли войну и никогда не распускали нюни. Если после этого она и верила в бога, то никто из нас об этом не знал. Мама же моя, ее дочка, – совсем другая, она всегда выслушает и поддержит, утрет слезы и найдет что-то хорошее в любой неудаче. Меня провожают и встречают только первые несколько месяцев, а потом я должна ездить и возвращаться сама.

В 1980-е годы промышленный город Свердловск был славен переполненными поутру вонючими автобусами и такими же холодными зимними трамваями, где взрослые и дети как сельди в бочке были слиты в один бульон. Не обходилось без отвратительных моментов, когда мне «везло» повстречаться с советским эксгибиционистом, который пользуясь селедочной теснотой, умудрялся демонстрировать свой маленький сморщенный пенис сонной школьнице. Это было противно и стыдно, поэтому быстро забывалось. Оставалось ощущение скованности, стыда и страха, хотелось сделать вид, что ничего не происходит. Со временем выработалась привычка не обращать внимания на явное зло, игнорировать его – тогда оно обязательно исчезнет. Но оно никуда не исчезало, и этот факт невозможно отрицать.