Джинни Элкин - Хроники исцеления

Сегодня она выглядела великолепно. В аккуратной юбочке, блузке и колготках. Волосы практически причесаны. Но ее явно всю трясло, и она нервничала. Первые минут двадцать – двадцать пять мы не знали толком, чем сегодня заняться. Оказалось, что этой ночью ей было совсем плохо. Каждые десять-пятнадцать минут на нее накатывал ужас прошлых воспоминаний и переживаний, и только это, кажется, давало ей чувство времени и преемственности.

Сначала я немного поспрашивал о периодичности ее ночных приступов страха, стараясь понять, не связаны ли они с нашими сеансами. За последнюю неделю они возникали три раза – один приступ произошел за ночь до сеанса, другой после нашего последнего занятия, но третий был где-то посредине недели: так что все было рядом. Что же касается работы с идеаторным контентом ее приступов страха, то это было сравнимо с хождением по зыбучим пескам: ступаешь слишком глубоко, тебя тут же засасывает, и ты проводишь большую часть занятия, стараясь выкарабкаться обратно. Настолько материал примитивный, сырой и необъятный.

Следующая моя попытка была более удачной. Я просто стал более конкретным и точным. Я сказал: «Давайте начнем с самого начала и проследим весь ваш вчерашний день от начала и до конца, вплоть до того, что произошло прошлой ночью». Я часто проделываю это с пациентами и советую моим студентам применять этот метод, так как он почти всегда позволяет найти твердую опору в трясине спутанности. Итак, Джинни пересказала весь свой день – она встала, чувствуя себя довольно хорошо, и часа два писала. Она призналась, что, несмотря на попытки свести свое литературное творчество к минимуму, в последнее время она более активна, чем обычно, и сейчас работает над повестью. Это меня радует. Я горжусь, очень горжусь тем, что она способна творить. Затем она легла на кровать почитать книжку о женской импотенции, которую написала женщина-психотерапевт (я ее не знаю), возбудилась и стала мастурбировать. С этого и началось ее падение в тот день. Вскоре после этого она пошла на почту, где случайно столкнулась с Карлом, и ее охватило чувство страшной вины и пристыженности. Она стала попрекать себя характерным для нее способом. Вот если бы она не мастурбировала, ее той ночью хватило бы и на Карла или, может быть, она удовлетворила бы его другим образом и т. д. и т. п. И пошло-поехало. Еду она приготовила отвратительную. Вечером, когда она была полна сил и захотела выйти прогуляться, Карл устал и прилег отдохнуть. Она хотела заняться с ним любовью, но он заснул. Она забеспокоилась, что он просто ее не хочет, так как последние две-три ночи они не занимались сексом. Она никак не могла заставить себя собраться и подойти к нему.

После этого она рассказала о прошлой субботе, когда Карл все утро работал с людьми, а затем гулял в одиночестве весь оставшийся день и домой пришел только в 8.30 вечера. В тот момент она даже не могла сказать, будет ли она выходить с ним куда-нибудь вообще. Она только плакала каждый раз, когда он к ней приближался. Меня заинтересовали ее противоречивые чувства по отношению к нему, особенно когда она описала свои постоянные фантазии о том, что он ее оставит, а она поедет в Италию со своей подругой Евой, будет писать и пить шоколад. Итак, все это вместе навело меня на мысль, что, несмотря на ее уверения в бескорыстной верности Карлу, есть все же часть Джинни, которая хочет порвать с ним и освободиться. Но сделать это было бы нелегко. Может, это то, с чем Джинни не способна справиться прямо сейчас. А может, и нет – я не должен допустить, чтобы ее позиция «хрупкого цветка» довела меня до состояния беспомощной доброты.

Я наполнил комнату Виктором Франклом. Так получилось, что я всю прошедшую ночь читал одну из его книг и думал о нем. Я всегда становлюсь противен сам себе, когда кого-нибудь почитаю, а затем вдруг обнаруживаю, что применяю его методы в ходе следующего сеанса терапии. Как бы там ни было, я стал работать с ней так, как с ней мог бы работать Франкл, и, думаю, справился с этой задачей. В первую очередь я предложил Джинни подумать о том, не родилась ли она с чувством страха и не находятся ли ее мать с отцом в состоянии страха. В таком случае вполне логично предположить, что фактически в генах у нее сидит страх и, может, даже половое напряжение. У меня зародилась пара идей. Если Джинни сейчас вполне мне доверяет, я мог бы помочь ей снять часть вины за мастурбацию. В ходе собеседования я периодически возвращался к вопросу мастурбации, интересуясь, чего она так стыдится. Она сказала, что такие вещи считаются «странными» и «грязными» и что ей надо бы «поберечь себя» для Карла. Я ей ответил, что куда более странно вызывать себе рвоту по утрам, как ей предложил делать некий биоэнергетический психиатр на Восточном побережье для сброса напряжения! И добавил, что ничего плохого в мастурбации я не вижу. Если у нее переизбыток сексуального напряжения, почему бы ей и не мастурбировать каждый день? Ее интимным отношениям с Карлом это не повредит, а, напротив, лишь обогатит их, так как она не будет такой озабоченной. Фактически я пытался выполнить две вещи: продиагностировать симптомы и снять тревожное состояние. Думаю, что это ей вполне поможет, хотя и уверен, что она переключится на другой симптом и озаботится чем-нибудь еще.

Далее я ей объяснил, что врожденное чувство излишнего страха и сексуального напряжения (которое я описал довольно специфичными терминами, как неспособность правильно усвоить адреналин), в принципе, не ее суть. Она, Джинни, выше всех этих внешних факторов. Полагаю, я стал переходить к объяснению базовых ценностей. Я спросил у нее, что для нее в жизни самое важное, что она действительно ценит, что ее поддерживает. Меня так и подмывало спросить, за что она действительно готова умереть, но, к счастью, сдержался. На мой взгляд, она сказала несколько «правильных» вещей. Она объяснила, что действительно хочет «выйти в свет», «попасть в мейнстрим». Очень дорожит своим опытом с Карлом. Закончила она заявлением о значимости для нее литературного творчества. Естественно, я тут же, рефлекторно, зацепился за это, но она немедленно обозвала свои литературные занятия «несерьезными», добавив, что знает все, что я могу сказать. Я тут же положил в масть, сказав: «Это вполне достойное занятие». Она засмеялась. Я продолжил – за нее это никто не сделает. Это то, что может делать только она, и что это важно, даже если никто этого не прочтет. Она, кажется, купилась, и на этом наше занятие закончилось. Я вел себя немного авторитарно, но думаю, мне нужно и дальше работать с Джинни. Мне она очень нравится. Мне очень хочется помочь ей. Иногда очень трудно поверить, что такое бедное, трагическое, мелодичное, крохотное создание, как она, действительно существует и так сильно страдает.