Римма Ефимкина - Сто чувств. Справочник практического психолога

Пьеру как благородному человеку не остается ничего другого, как сказать ожидаемые от него слова.

«Решился быть прекрасным человеком»

Второй вид – вина по поводу поступка, который реально является причиной негативных последствий для других людей. Так, Илья Андреевич Ростов знает, что своими пороками и попустительством в управлении имением жены он разорил детей. Он умирает с раскаянием: «В последний день он, рыдая, просил прощения у жены и заочно у сына за разорение имения – главную вину, которую он за собой чувствовал» (Эпилог. Ч. 1. Гл. V. С. 564).

Николай Ростов тоже реально виноват в том, что обещал отцу экономно расходовать выданные ему две тысячи рублей, а сам проигрывает в карты сорок три тысячи.

«В воскресенье на прошлой неделе граф Илья Андреич дал своему сыну две тысячи рублей, и он, никогда не любивший говорить о денежных затруднениях, сказал ему, что деньги эти были последние до мая и что потому он просил сына быть на этот раз поэкономнее. Николай сказал, что ему и это слишком много и что он дает честное слово не брать больше денег до весны» (Т. 2. Ч. 1. Гл. XIII. С. 369).

Николай, проигравший огромные деньги Курагину, не сразу решается признать свою вину перед отцом. Это сцена, помимо высочайшего эмоционального накала, несет для психолога важную информацию о том, как передается из поколения в поколение семейный сценарий.

«Через четверть часа старый граф, веселый и довольный, приехал из клуба. Николай, услыхав его приезд, пошел к нему.

– Ну что, повеселился? – сказал Илья Андреич, радостно и гордо улыбаясь на своего сына. Николай хотел сказать, что «да», но не мог: он чуть было не зарыдал. Граф раскуривал трубку и не заметил состояния сына.

«Эх, неизбежно!» – подумал Николай в первый и последний раз. И вдруг самым небрежным тоном, таким, что он сам себе гадок казался, как будто он просил экипажа съездить в город, он сказал отцу:

– Папа, я к вам за делом пришел. Я было и забыл. Мне денег нужно.

– Вот как, – сказал отец, находившийся в особенно веселом духе. – Я тебе говорил, что недостанет. Много ли?

– Очень много, – краснея и с глупой, небрежной улыбкой, которую он долго потом не мог себе простить, сказал Николай. – Я немного проиграл, то есть много, даже очень много, сорок три тысячи.

– Что? Кому?.. Шутишь! – крикнул граф, вдруг апоплексически краснея шеей и затылком, как краснеют старые люди.

– Я обещал заплатить завтра, – сказал Николай.

– Ну!.. – сказал старый граф, разводя руками, и бессильно опустился на диван.

– Что же делать! С кем это не случалось, – сказал сын развязным, смелым тоном, тогда как в душе своей он считал себя негодяем, подлецом, который целою жизнью не мог искупить своего преступления. Ему хотелось бы целовать руки своего отца, на коленях просить его прощения, а он небрежным и даже грубым тоном говорил, что это со всяким случается.

Граф Илья Андреич опустил глаза, услыхав эти слова сына, и заторопился, отыскивая что-то.

– Да, да, – проговорил он, – трудно, я боюсь, трудно достать… с кем не бывало! да, с кем не бывало… – И граф мельком взглянул в лицо сыну и пошел вон из комнаты… Николай готовился на отпор, но никак не ожидал этого.

– Папенька! па… пенька! – закричал он ему вслед, рыдая, – простите меня! – И, схватив руку отца, он прижался к ней губами и заплакал» (Т. 2. Ч. 1. Гл. XVI. С. 376).

Как ни ужасен поступок Николая Ростова, все же для читателя он остается положительным героем, потому что, во-первых, он способен к искреннему раскаянию, во-вторых, он готов компенсировать ущерб.

«Вступив снова в эти определенные условия полковой жизни, Ростов испытал радость и успокоение подобные тем, которые чувствует усталый человек, ложась на отдых. Тем отраднее была в эту кампанию эта полковая жизнь Ростову, что он, после проигрыша Долохову (поступка, которого он, несмотря на все утешения родных, не мог простить себе), решился служить не как прежде, а чтобы загладить свою вину, служить хорошо и быть вполне отличным товарищем и офицером, то есть прекрасным человеком, что представлялось столь трудным в миру, а в полку столь возможным.

Ростов, со времени своего проигрыша, решил, что он в пять лет заплатит этот долг родителям. Ему посылалось по десяти тысяч в год, теперь же он решился брать только две, а остальные предоставлять родителям для уплаты долга» (Т. 2. Ч. 2. Гл. XV. С. 432).

«Виноват в вине, которую не поправить»

Третий вид вины тоже ложный, как и первый, но вызван он не манипуляцией другого человека, а скорее социальными нормами. Это вина за неравенство в положении, например, богатство-бедность, жизнь-смерть. Из множества примеров в романе я выбрала те эпизоды, в которых Лев Толстой описывает чувство вины перед умирающими и умершими. Такая вина – самая мучительная из всех видов вины, потому что ее не исправить – как не возместить ущерб человеку, которого больше нет.

Так, непоправима вина князя Андрея Болконского перед женой, умершей в родах. Ему тем более тяжело осознавать это, так как он не успевает выразить ей чувство любви, с которым он вернулся с войны.

«Через три дня отпевали маленькую княгиню, и, прощаясь с нею, князь Андрей взошел на ступени гроба. И в гробу было то же лицо, хотя и с закрытыми глазами. „Ах, что вы со мной сделали?“ – все говорило оно, и князь Андрей почувствовал, что в душе его оторвалось что-то, что он виноват в вине, которую ему не поправить и не забыть. Он не мог плакать. Старик тоже вошел и поцеловал ее восковую ручку, спокойно и высоко лежавшую на другой, и ему ее лицо сказало: „Ах, что и за что вы это со мной сделали?“ И старик сердито отвернулся, увидав это лицо» (Т. 2. Ч. 1. Гл. IX. С. 359).

Этот вид вины является характерным для людей, перенесших потерю близких. Даже если человек ни в чем не виноват, вина его в том, что один умирает, а другой остается жить. Лев Толстой передает это чувство в описании княжны Марии Болконской у постели умирающего брата.

«Увидав его лицо и встретившись с ним взглядом, княжна Марья вдруг умерила быстроту своего шага и почувствовала, что слезы вдруг пересохли и рыдания остановились. Уловив выражение его лица и взгляда, она вдруг оробела и почувствовала себя виноватой.

«Да в чем же я виновата?» – спросила она себя. «В том, что живешь и думаешь о живом, а я!..» – отвечал его холодный строгий взгляд» (Т. 4. Ч. 1. Гл. XV. С. 398).

«Я думала совсем другое»

Эмоциональное восстановление после смерти близких длится примерно год и включает в себя проживание вины. Тому, кто остается жить, все время кажется, что он сделал для умершего не все, что мог, он возвращается в памяти назад и ищет поводы обвинить себя за то, что уже не исправить. Так, автор подробно описывает фантазии Наташи Ростовой после смерти жениха Андрея Болконского: она вспоминает их диалоги и переиначивает неправильно сказанные слова: