Римма Ефимкина - Сто чувств. Справочник практического психолога

«– Говорят: несчастия, страдания, – сказал Пьер. – Да ежели бы сейчас, сию минуту мне сказали; хочешь оставаться, чем ты был до плена, или сначала пережить все это? Ради Бога, еще раз плен и лошадиное мясо. Мы думаем, как нас выкинет из привычной дорожки, что все пропало; а тут только начинается новое, хорошее. Пока есть жизнь, есть и счастье. Впереди много, много. Это я вам говорю» (Т. 4. Ч. 4. Гл. XVII. С. 543).

Безразличие – состояние полного равнодушия, незаинтересованности.

В буквальном смысле испытывать безразличие – это не различать лиц. В переносном смысле – игнорировать чувства. Такое состояние человек испытывает в критические минуты своей жизни. Если же оно затяжное, то это говорит о деградации личности, когда, например, человек находится в процессе умирания.

Синонимы: равнодушие; апатия; вялость; холодность; бесчувствие; безучастие; незаинтересованность; индифферентность; нечувствительность.

В романе «Война и мир» слово «безразличие» не употребляется. Но я выбрала три эпизода, где чувство безразличия описано другими словами. Эти примеры с тремя персонажами – Лизой Болконской, Наташей Ростовой и Андреем Болконским – позволяют ухватить общую закономерность того, как и когда это чувство появляется.

Никакого отношения до ее страданий

Первый эпизод описывает неожиданное возвращение князя Андрея Болконского с войны во время родов жены. Чувства Лизы нельзя назвать безразличием, она испытывает целую гамму чувств: радость, что страдания ненадолго прекратились; испуг и волнение, что они снова начнутся. Но по отношению к мужу, которого она не видела несколько месяцев, она не просто безразлична, но даже не понимает значения его появления, потому что его присутствие никак не облегчает ее страданий:

«Маленькая княгиня лежала на подушках, в белом чепчике (страданье только что отпустило ее), черные волосы прядями вились у ее воспаленных, вспотевших щек; румяный, прелестный ротик, с губкой, покрытой черными волосиками, был раскрыт, и она радостно улыбалась. Князь Андрей вошел в комнату и остановился перед ней, у изножья дивана, на котором она лежала. Блестящие глаза, смотревшие детски испуганно и взволнованно, остановились на нем, не изменяя выражения. «Я вас всех люблю, я никому зла не делала, за что я страдаю? Помогите мне», – говорило ее выражение. Она видела мужа, но не понимала значения его появления теперь перед нею. Князь Андрей обошел диван и в лоб поцеловал ее.

– Душенька моя! – сказал он слово, которое никогда не говорил ей. – Бог милостив… – Она вопросительно, детски укоризненно посмотрела на него.

«Я от тебя ждала помощи, и ничего, ничего, и ты тоже!» – сказали ее глаза. Она не удивилась, что он приехал; она не поняла того, что он приехал. Его приезд не имел никакого отношения до ее страданий и облегчения их. Муки вновь начались, и Марья Богдановна посоветовала князю Андрею выйти из комнаты» (Т. 2. Ч. 1. Гл. VIII. С. 357).

В данном случае безразличие продиктовано не равнодушием жены к мужу, а защитной реакцией организма. Сильное и долгое физическое страдание сопровождается расходованием психической энергии, и человек бессознательно ее экономит для своих собственных нужд.

В состоянии столбняка

Еще один эпизод с Наташей Ростовой описывает тот момент, когда она узнает, что ее бывший жених Андрей Болконский, перед которым она чувствует себя виноватой, смертельно раненый находится в соседнем помещении. Первый ее порыв – видеть его. Но когда ей этого не разрешают, она теряет интерес ко всему окружающему, проявляя полное безразличие:

«С тех пор как Наташе в нынешнее утро сказали о том, что князь Андрей тяжело ранен и едет с ними, она только в первую минуту много спрашивала о том, куда? как? опасно ли он ранен? и можно ли ей видеть его? Но после того как ей сказали, что видеть его ей нельзя, что он ранен тяжело, но что жизнь его не в опасности, она, очевидно, не поверив тому, что ей говорили, но убедившись, что, сколько бы она ни говорила, ей будут отвечать одно и то же, перестала спрашивать и говорить. Всю дорогу с большими глазами, которые так знала и которых выражения так боялась графиня, Наташа сидела неподвижно в углу кареты и так же сидела теперь на лавке, на которую села. Что-то она задумала, что-то она решала или уже решила в своем уме теперь, – это знала графиня, но что это такое было, она не знала, и это-то страшило и мучило ее» (Т. 3. Ч. 3. Гл. XXXI. С. 332).

В этом случае безразличие, как и в предыдущем примере, тоже экономит психическую энергию, но связано это не с физическими страданиями, а нравственными. Кроме того, безразличие Наташи, адресованное матери и сестре, зеркалит им их собственное безразличие к ее чувствам. Мать из соображений своего собственного спокойствия, прикрываясь заботой о дочери, собиралась скрыть от Наташи, что князь Андрей едет с ними в одном обозе. Однако сестра Соня «к удивлению и досаде графини, непонятно для чего» (а на самом деле из корыстных побуждений) проболталась. И теперь, вместо того, чтобы дать Наташе встретиться с Болконским, обе продолжают ставить правила приличия выше, чем ее чувства. Вот настоящее безразличие, которое всегда осуждалось людьми, – безразличие, продиктованное не отсутствием энергии, а душевной черствостью и неспособностью к эмпатии.

Мать и сестра пытаются отвлечь внимание Наташи от ее состояния и переключить его на пожар Москвы. Однако и это событие, глубоко затронувшее сердце каждого русского человека, тоже оставляет Наташу безразличной:

«– Ах, какой ужас! – сказала, со двора возвратившись, иззябшая и испуганная Соня. – Я думаю, вся Москва сгорит, ужасное зарево! Наташа, посмотри теперь, отсюда из окошка видно, – сказала она сестре, видимо, желая чем-нибудь развлечь ее. Но Наташа посмотрела на нее, как бы не понимая того, что у ней спрашивали, и опять уставилась глазами в угол печи. Наташа находилась в этом состоянии столбняка с нынешнего утра. <���…>

– Посмотри, Наташа, как ужасно горит, – сказала Соня.

– Что горит? – спросила Наташа. – Ах, да, Москва.

И как бы для того, чтобы не обидеть Сони отказом и отделаться от нее, она подвинула голову к окну, поглядела так, что, очевидно, не могла ничего видеть, и опять села в свое прежнее положение.

– Да ты не видела?

– Нет, право, я видела, – умоляющим о спокойствии голосом сказала она.

И графине и Соне понятно было, что Москва, пожар Москвы, что бы то ни было, конечно, не могло иметь значения для Наташи» (Т. 3. Ч. 3. Гл. XXXI. С. 331).

Только получив свое, Наташа снова выходит из столбняка. Обманув бдительность родных и дождавшись, пока они заснут, Наташа ночью босая пробирается к Андрею и объясняется с ним: