Евгения Авдеева - Дети, родители и психотерапевты. НеУчебник

«У нас п роисходит вот что. Что с этим делать? »

Но если мы попробуем понять причины поведения, откроется простая истина:

За поведением всегда стоят чувства .

Мы как-то себя ведем, потому что мы что-то чувствуем – вот и все. Поэтому влиять на поведение, искать поведенческие решения (поощрение, наказание, убеждение, угрозы, «особые волшебные слова», «волшебный пендель» и т.п.) – не очень продуктивно. Чувства – вот о чем стоит думать, вот что дает подсказку. Если меняются чувства – поведение изменится следом.

Пока я росла, гуманистическая психология потихоньку входила в моду в наших медвежьих углах, много писали о том, что у детей могут быть психологические проблемы, о которых можно было бы поговорить. У нас была очень душевная и прогрессивная классная руководительница, которой внезапно (для нас) было не все равно, что мы за люди и счастливы ли мы. И вот однажды, классе в восьмом, я получила приглашение зайти в препараторскую нашего био-класса. И в этой препараторской обнаружилась наша классная и несколько родителей – один чей-то папа-психиатр и несколько чьих-то мам, которые усадили меня перед собой и дружелюбно спросили: «Женя, ты в последнее время стала хуже учиться, а ведь ты такая способная – может быть, что-то происходит? Может быть, у тебя какие-то проблемы?»

И от этой интервенции во мне поднялась такая буря чувств – потому что это вообще впервые в моей жизни взрослые люди спросили меня всерьез, что происходит у меня внутри. Естественно, я заплакала и ничего им не рассказала. А могла бы рассказать кое-что: причина, по которой я забила на учебу, была мне тогда понятна. В седьмом классе, отвечая у доски физичке, от которой в памяти осталось только прозвище «Селедка рыжая», я что-то там напортачила с объемами тел. Она поставила мне трояк и, видимо, сделала выводы – потому что в конце четверти не дала мне возможности исправить выходившую «между тройкой и четверкой». В итоге перед Новым годом у меня появилась первая в жизни тройка в четверти – и это произвело на меня оглушительное впечатление. Меня, кстати, никто не ругал, не орал, вообще не помню маминой реакции – мне самой было до пупырышков стыдно. Я в своей голове перешла в разряд «троечников» («Тройка = Позор, не смываемый ничем»). И приняла несколько важных решений:

– Плевать.

– Ненавидеть учителей, которым я не нравлюсь, и предметы их; любить лишь тех, которым нравлюсь – и предметы их.

– Стараться – соответственно – только ради любимых, учителей и предметов; на остальное – класть с прибором. «Не любите – и не надо»

(а до этого, кстати, у меня никогда не было нелюбимых предметов – я любила все науки, даже те, которые плохо понимала, и старалась найти в каждом уроке что-то приятное).

Эти решения я ни с кем не обсуждала – и можно только гадать, что было бы, если бы у меня была такая возможность.

Итогом этих решений стала предсказуемая картина успеваемости: пятерки с плюсом по одним предметам, а по другим – двойки, к которым я относилась с показным презрением и с внутренним стыдом.

Взрослые – в том числе и родители – связывали это с моими гуманитарными способностями (в которые почему-то помещалась биология, а история не помещалась, а физика потом опять поместилась, когда сменилась учительница). Или – с пробелами в знаниях (которых не было, пока была «хорошая» математичка, и которые буйно расцвели при «плохой»). Взрослые думали, что предмет ненавистный оттого, что не получается (и пытались заставлять заниматься) – а дело обстояло ровно наоборот: предмет не получался из-за ненависти к учителю. Это был эмоциональный, а не познавательный пробел: неспособность справиться со стыдом.

Эмоциональные причины трудностей в учебе сильно недооцениваются.

Я не знаю, что было бы, если бы я могла открыто говорить о своих чувствах и решениях; если бы кто-то из взрослых вместе со мной осудил бы Селедку, если бы вместо «знающего» репетитора искали бы дружелюбного и способного строить контакт. Я вела свою войну сама, теми средствами, которыми могла, и в этой войне я что-то приобрела и что-то потеряла (и продолжала терять и приобретать много лет), но, определенно, мои отношения со школой она сильно осложнила.

Дети что-то делают, потому что они что-то чувствуют.

Родители, впрочем, тоже.

Последствия эмоциональных решений, принятых в детстве, закрепляются в поведении и формируют паттерны: дети и подростки умеют заключать «договоры с жизнью» – «теперь я буду делать это, чтобы не повторилось плохое» (прямо как Скарлет О’Хара с ее заветом «я никогда не буду голодать»):

– «я никогда больше не буду одна – и мне не будет страшно»;

– «я больше с ни с кем не сближусь – и не пострадаю от агрессии»

– «я никогда не буду жаловаться и проявлять слабость – и не испытаю отвержения»

– «я откажусь от своей злости – и за это все меня будут любить»

– и так далее.

Ясное дело, это не так рационально формулируется. Но в разговоре с детьми на эти договоры не так уж трудно выйти, как ни странно. Дети о них знают, они сами их составили, при участии сознания и воли, а не только бессознательных механизмов защиты – вообще многие дети склонны осмысливать и объяснять себе свое поведение. Единственное, что от них скрыто – это их чувства, эмоции, с которыми они не могут справиться. Ведь думать о чувствах, называть чувства, да еще и всерьез считать именно чувства причиной поступков их никогда никто не учил.

Родителей, впрочем, тоже.

Главное, что скверно в этих договорах – они наивны: жизнь отнюдь не торопится выполнять «свою часть».

(Это как верить, что если вы вегетарианец, то вас гарантировано никогда не забодает бык).

Может быть, вы, читая это, тоже вспомнили свои договоры с жизнью. Тогда не спешите двигаться дальше, подумайте о них и постарайтесь припомнить чувства, которые за ними стояли – те чувства, которые вы не могли осознать, будучи ребенком, но понимаете теперь.

Вы можете предложить родителям ваших маленьких клиентов вспомнить свои договоры – и им, наверное, тоже будет что рассказать, и вдруг какие-то странности в поведении их ребенка станут не такими странными.

Чувства – это первичная реальность, с которой мы будем иметь дело – в том числе и как психотерапевты: чувства детей, их родителей, и наши собственные чувства по этому поводу. Чем лучше нам удается ощущать, называть и понимать чувства/эмоции – тем уверенней будут все участники терапевтического процесса.

Каких только ответов не дают на вопрос «что ты чувствуешь?»

«Я чувствую, что она дура» (оценки)

«Я чувствую, что полностью облажалась» (концепции)

«Я чувствую, что нужно что-то делать» (установки)