Мария Романушко - Легко ли быть ребёнком. Детство – самая трудная пора жизни

Стоп! Заслуживают орден. Звания. Большую зарплату. Почёт. Славу.

Но уважение – это совершенно другое. Это – самое первое условие существования людей друг с другом. Это – главное условие общей жизни. Жизни в обществе. Жизни в семье. Уважение взрослых друг к другу. И ровно такое же уважение к детям.

Что значит «уважать»? Смотрим словарь Даля:

«УВАЖАТЬ – ЭТО СЧИТАТЬСЯ С ЧЕЛОВЕКОМ, ПРИНИМАТЬ ВО ВНИМАНИЕ И СОБЛЮДАТЬ ЕГО ИНТЕРЕСЫ».

Всё очень просто. Но без этого невозможна общая жизнь.

И вот это порой оказывается самым трудным: принимать во внимание и соблюдать интересы ребёнка. Который ещё так мал, что не может их выразить. А порой и осознать. Но чувствовать – он чувствует с момента прихода в этот мир. И он плачет… Потому что никак иначе не может пока рассказать нам о себе.

* * *

Он плачет… Доводя порой своими слезами до отчаянья всех окружающих взрослых – родителей, бабушек, дедушек, старших братьев и сестёр.

Он плачет… Гневно и жалобно, надрывно и еле слышно, горько и неутешно, с мольбой и укором…

У слёз всегда есть причина. Всегда.

Если причин для слёз нет, ребёнок или спит – или радостно бодрствует: гремит погремушками, с наслаждением дрыгает ручками и ножками, изучает окружающую обстановку, с упоением гулит, или задумчиво сосёт соску и созерцает…

Плач – это сотрясение всего существа, это тяжёлая работа для нервов, для сердца, для сосудов мозга, для неокрепшего брюшного пресса, для голосовых связок. Ошибаются те, кто полагает, что ребёнок плачет ПРОСТО ТАК, от нечего делать, или из вредности характера – чтобы поиграть у нас на нервах.

Ребёнок ещё не знает, что у нас есть нервы и на них можно играть. Он ещё не знает, что значит «вредничать». И, в отличие от взрослых, ребёнок не умеет плакать от радости. Ребёнок плачет оттого, что с ним что-то не так. Больно, одиноко, мучит жажда, страшно, мокро, холодно, голодно, жарко, жёстко, скучно…

* * *

Вы только представьте: ведь он пришёл сюда из совершенно другого мира! Он в нашем мире – инопланетянин.

Девять месяцев (а это очень долгое время!) он жил в океане, плескался в его тёплых водах, ему там никогда не было холодно, мокро или жёстко. Ему никогда не было слишком светло или слишком темно. Или слишком громко и грубо. Ему никогда не было голодно, ибо он ел, когда хотел и сколько хотел. Он спал, когда хотел и сколько хотел. Он бодрствовал, когда хотел и сколько хотел. Он был абсолютно свободен в своих желаниях и в их удовлетворении. Когда он жил в маме. Он никогда не был одинок. Он жил внутри любви, его убаюкивал, приглушённый водами океана, негромкий голос матери и биение её сердца. И все другие звуки тоже были мягкими, приглушёнными. Он имел всё, что нужно, для счастья. И он не знал, что такое насилие. Да, вот этого – самого страшного – он не знал.

* * *

Какими бы мягкими не были роды – для него это катастрофа.

Мягкие роды – это для матери. А для него – катастрофа. Рушится прежний его мир, в котором ему было так хорошо. И он извергается, как из жерла вулкана, в совершенно ИНОЙ МИР. Как на другую планету. Его жизнь на этой – иной – планете начинается с ужаса задыхания. Ведь нужно дышать этим жёстким воздухом – а он ещё не умеет этого делать! А нужно учиться в считанные секунды. И он плачет… плачет от ужаса и боли. Это первое, что он делает на этой планете – плачет…

* * *

Он плачет, когда его лишают свободы движений: спелёнывают. Он плачет, когда он голоден, а ему не дают еды: потому что «ещё не время», потому что – режим. Или дают еду – когда он хочет не есть, а пить. Многие дети хронически страдают от жажды. Он плачет, потому что добывать еду трудно – а раньше она сама вливалась в него, без всяких усилий с его стороны. Он плачет, потому что его мучают газы. Или он не может освободить кишечник. Или мать полдня держит его в грязных памперсах и меняет их только два раза в сутки. Он плачет, когда его надолго оставляют одного, и он себя чувствует одиноким и потерянным. Он плачет от духоты, если мать боится открыть форточку, дабы не простудить его. Он плачет от жары – в толстых одеждах и под тяжёлым одеялом. Или он плачет от холода, когда долго лежит мокрый. Или его всегда держат голеньким, а он не может себя обогреть. Он плачет, когда его окунают в ледяную воду, называя это закалкой. А он привык к тёплым водам его родного океана…

* * *

Бог даровал каждому из нас свободу. Свободу выбора.

И об этом своём праве ребёнок заявляет очень рано. Он ещё не умеет говорить, не умеет ходить, он лежит в пелёнках, как куколка бабочки, но его ЕСТЕСТВО, его ДУША – СВОБОДНЫ, и громко заявляют об этом криком, плачем…

Он ещё не свободен в своих ПОСТУПКАХ, но в ЖЕЛАНИЯХ он свободен с самого рождения.

Впрочем, нет, – ещё раньше!

…ЗАДОЛГО ДО РОЖДЕНИЯ,

в утробе матери, ребёнок уже живёт в своём ритме: ест, когда испытывает голод, спит – когда в этом нуждается. Он волен проснуться среди ночи и бодрствовать до утра, не давая уснуть и матери. Такой была до рождения наша Ксюша-совушка.

А ПОТОМ РЕБЁНОК ПРИХОДИТ В ЭТОТ МИР…

И с чего мы начинаем наше общение с ним? С того, что ломаем ЕГО ритм, естественный для него, и пытаемся навязать ему СВОЙ – удобный нам.

С ПЕРВЫХ МИНУТ ЖИЗНИ РЕБЁНОК ПОДВЕРГАЕТСЯ НАСИЛИЮ.

Его яростно укачивают, когда он вовсе не хочет спать, его будят, чтобы накормить…

Да, сейчас уже существуют роддома нового типа – где ребёнка не отнимают после родов от матери, ребёнок всё время находится рядом с ней, и мать сама устанавливает ритм кормлений.

Но так – далеко не во всех роддомах. Много ещё роддомов старого типа (как много и семей старого типа).

…Помню, помню, как медсестра хлестала однодневных младенцев по щекам! Почему-то они все спали в то время, когда им было ПРЕДПИСАНО есть. И их начинали будить с каким-то отчаянным остервенением. Медсестра учила неопытных мам:

– Мамочки, шлёпайте, шлёпайте их посильнее! Ещё за нос можно подёргать.

– Ему же больно… – робко возражала какая-нибудь «мамочка». – Я не буду будить, мне его жалко…

Медсестра недовольно пожимала плечами:

– Ну, значит, голодным останется! Потом орать будет. Не жалко?

…Помню, помню этот отчаянный голодный плач из детской комнаты… Он проникал во все палаты и терзал сердца бедным мамочкам. «Это мой плачет…» «Это моя…»

А потом их опять приносили спящими и колотили по щекам…

А потом они опять, голодные, рыдали…

Многим матерям в те минуты казалось: только бы поскорее вырваться из этого злодейского роддома! Скорее бы домой! А уж дома всё будет хорошо…

А при выписке детская докторица строго-настрого наказывала:

– Кормить только по часам! Да-да, именно в те часы, когда кормили здесь, в роддоме.