Алекс Бергер - Толстый и слепой. Следуя за мечтой

Помимо всех проблем, мне еще предстояло заново научиться ходить. Это обычное явление, когда активность человека на нуле на протяжении длительного времени. Я потихоньку учился приподнимать тело, чтобы получалось сидеть на больничной койке. Потом вставать на ноги и ходить вдоль стены 2 2 За первый месяц, проведенный в больнице, моё тело достигло дистрофии. После этого при помощи различных гормональных лекарств мой вес начал возвращаться к прежним параметрам и даже зашел немного выше нормы. +5 кг к обычному весу. .

Спустя какое-то время в больницу приехали мои друзья. Им не разрешили заходить в палату – мы общались через окно. Я был счастлив, что они пришли меня навестить и поддержать. Я их, конечно, не видел, но представлял, что они все здесь, рядом со мной. Мы смеялись, шутили, вспоминали былые времена.

После того как мне стало известно о произошедшем, я начал всех спрашивать, когда же я начну снова видеть.

На этот вопрос никто из родственников мне прямо не отвечал, говорили, что лучше спросить у врача. Тогда я попросил назначить мне встречу с глазным врачом.

Прошло три дня, и это случилось. Ко мне в палату пришел глазной врач. Он меня осмотрел, и я задал ему прямой вопрос:

– Доктор, через сколько времени я начну видеть?

– Примерно через несколько месяцев, – уклончиво ответил он.

Меня этот ответ полностью устроил.

Через неделю меня снова навестили друзья. Я с удовольствием поделился с ними новостью о том, что я скоро начну видеть и всё станет как раньше. Я вернусь домой, и мы будем снова вместе. Нужно только подождать пару месяцев. Они тоже были рады это услышать.

Через несколько недель меня выписали из больницы. Глазным врачом был назначен курс лечения длительностью в один год. Каждое утро мы с мамой ехали через весь город в больницу, чтобы делать электрофорез и различные глазные уколы. Мы ехали на трамвае, пересаживались на автобус, потом на другой. Автобусы обычно были набиты битком, поэтому было не очень удобно ехать всю дорогу стоя, втиснутым между десятками людей, опасаясь, чтобы никто нечаянно не задел меня по травмированной голове. На дорогу в каждую сторону уходило около двух часов. Еще несколько часов мы проводили в больнице, поскольку там были огромные очереди.

Прошел год. Зрение так и не вернулось, но я уже мог видеть еле заметные силуэты людей. Как потом мне объяснили, это тот максимум, на который я могу рассчитывать, поскольку мой случай особый и решений не существует.

Роговица, защитная пленка вокруг глаза, была полностью мутной, и зрачков почти не было видно. Поменять ее не представлялось возможным, поскольку из-за ожога после аварии она стала такой тонкой, что даже после замены поврежденного участка на донорскую роговицу она всё равно бы не прижилась.

Несмотря на то, что я понимал всю сложность и запутанность моей ситуации со зрением, я всё равно продолжал верить, что есть выход и я рано или поздно обязательно его найду. Периодически у меня перед глазами возникала картинка: я на мотоцикле еду вдоль моря по трассе, окрашенной красными лучами солнца, которое плавно уходило за горизонт и, уже практический растворяясь в морской воде, всё еще продолжало вырисовывать облака контурным светом.

То, что говорили люди относительно моего зрения, и та картинка, которую периодически рисовал мой внутренний мир, никак между собой не связывались.

Оптимизм и вера в себя помогали мне каждый день бороться со своей болезнью.

В школу я не ходил уже целый год. Друзья перестали со мной общаться и старались меня избегать. Наверное, им было тяжело смириться с тем, что я теперь не такой, как раньше, и им было больно это осознавать.

Я выходил на улицу и учился ориентироваться в пространстве с помощью того зрения, которое у меня было. То есть мог видеть день и ночь, силуэты и слышать, как приближаются или отдаляются машины, люди, птицы.

У меня было хобби, которое спасало от одиночества: я играл на гитаре, изучал новые техники исполнения. Долго сидеть дома я не мог, мне жутко хотелось играть, бегать, прыгать. Иногда я заходил в соседний квартал, где меня не знали, чтобы поиграть в футбол с мальчишками. Мне было чертовски неудобно играть, не видя мяч и не понимая, кто сокомандник, а кто соперник. Тогда я не отдавал себе отчета в том, что эти игры были очень опасны для здоровья.

В настольный теннис играть тоже не получалось. Одна подача – мячик падал со стола, и мне его уже было не найти. Рано или поздно все понимали, что я не вижу, и тогда игры заканчивались.

Я осознал, что если я хочу чему-либо научиться, то мне придется это делать в одиночку, поскольку мир, в котором я оказался, имеет иные правила, которые мне еще предстоит познать.

Иногда я выходил на улицу с футбольным мячом. Находил место, где никто не играет, становился рядом со стеной на расстоянии метра и пинал в нее мяч, ориентируясь на звук отскока и ту малую часть зрения, которая у меня была. Тренироваться было тяжело, поскольку я еще не умел использовать потенциал своих чувств. Когда уже начинал уставать, я бил по мячу всё сильней и сильней, и вскоре он пролетал мимо, и я не успевал на него среагировать. Мячик улетал, и я не мог его отыскать. Потом приходилось ждать счастливого случая, когда у меня вновь появится мяч и я снова смогу потренироваться.

Обычный мой день уже не был насыщен приключениями, как раньше. Я не убегал по гаражам от охранников, после того как сорвал несколько яблок или кистей винограда. Не прыгал с моста в реку. Не дрался с местными в их квартале. Не ездил на скейтборде и велосипеде. У меня не было популярности среди друзей и знакомых. Однако мои привычки не сильно изменились, и когда случалось, что я падал с деревьев или чуть не натыкался своей открытой головой на острые ветки, то понимал, что хожу по лезвию бритвы, но меня это не особо беспокоило в то время. Я всегда любил жизнь во всех ее проявлениях. К тому же у меня был еще целый мир возможностей, которые ожидали в будущем.

Прошел еще год. Появилась возможность пройти вторую операцию, чтобы закрыть часть черепа, которую прикрывала только одна кожа. Ходить с открытой головой было не очень безопасно. Случались ситуации, когда я это действительно осознавал.

Меня положили в больницу на операцию.

День операции. Везут на каталке в операционную, перекладывают на стол и плотно привязывают ремнями руки, ноги и всё тело к столу. Я полностью обездвижен. Обстановка напряженная. Врачи начинают подготовительный процесс. Вдруг я слышу очень приятный голос…

Он принадлежал медсестре, которая проверяла давление. Мне так понравился ее голос, что я тотчас захотел с ней познакомиться. Тогда я начал шутить, пытаясь снять напряженную атмосферу и обратить на себя внимание сестры, чтобы у меня появилась возможность познакомиться с ней поближе. В ходе общения стало известно, что сестре было всего 18 лет, ну а мне уже 15. Потом мне сделали кучу уколов и объяснили, что я скоро засну. Через некоторое время я уже не мог говорить и мои глаза закрылись, но я всё еще продолжал слышать и чувствовать. Доктор сказал: «Он заснул», – и начал протирать спиртом участок головы в том месте, где должны были разрезать кожу.