Андрей Курпатов - Что такое мышление? Наброски

Работа «Что такое мышление? Наброски» является замечательной иллюстрацией разрешающей способности представленной методологии мышления.

Стоит предупредить читателя, что ответа на вопрос: «Что такое мышление?», то есть сформулированного определения, он в этой книге не найдёт. В данном случае текст – это подробный протокол мысленного анализа общепринятых представлений, которые нами не критично, но привычно считаются мышлением. В ходе последовательного и настойчивого разоблачения этих представлений становится очевидным, что ответом на этот вопрос не может быть ни знание, ни представление. Ответом становится особого рода состояние озадаченности, войти в которое можно, принимая иллюзорность любого окончательного ответа. Создать у читателя такое состояние и предполагает представляемый текст.

Книга содержит четыре части, в каждой из которых четыре параграфа. Это отнюдь не каприз автора – организация содержания текста последовательно, как это только и возможно в тексте, воплощает те «симультанные» (целостные) реконструкции мышления, которые становятся доступны упомянутому «несодержательному мышлению». В книге, которая неслучайно названа «Наброски», прорисованы контуры открытой системы, задающие возможные дальнейшие направления теории и практики мышления. Хочется посоветовать читателю так следовать за автором, будто вместе они ищут некую вещь, которая точно существует, но о которой ничего неизвестно и нельзя ничего толком сказать. Ощущение того, что это «нечто» есть, заставляет внимательно вглядываться в сложное переплетение разных вещей, перебирая их, убеждаться, что это не то и это не то… И только так, сосредоточившись, можно обнаружить то, что ищется. И дальше обнаруженное следует рассматривать, «ощупывать» с разных сторон, соотносить с другими вещами. Если делать это внимательно и сосредоточенно, обязательно наступит момент, когда искомое предстанет во всей своей определённости и полноте.

На этом, конечно, процесс познания не заканчивается: предстоит еще уяснить, как это нечто устроено, из чего оно складывается, каково назначение составных частей в общем механизме, что из чего происходит и что на что воздействует. Предстоит еще всему распознанному присвоить имена, тогда достигнутое понимание может стать инструкцией по использованию придуманного. Такое движение мысли можно уподобить микроскопическому анализу, когда, увеличивая разрешающую способность зрения, благодаря познанным законам оптики, мы способны увидеть в комке вещества другие вещи, дотоле не различаемые. Познание любого явления разворачивается по этой естественной схеме: определение границ исследуемого, анализ элементов, его составляющих, исследование функциональных отношений между элементами, уяснение структуры, организуемой этими отношениями и т. д. Сообразно этому и разворачивается текст книги.

Автор начинает с того, что, анализируя различные явления интеллектуальной активности, осуществляемой человеческим мозгом, проводит отграничение пространства, в котором интеллектуальная активность обладает качественной спецификой («Интеллектуальная активность, мышление и тот, кто думает»). Такая специфика усматривается в том, что мозг не только «потребляет» информацию, но ещё и производит её. Реакции мозга на раздражители действительности сами являются сигналами для наличных систем распознавания, сформированных в мозге. То есть эти реакции сообщают (при наличии «наблюдателя») что-то ещё, кроме самих себя, приобретают значения. В производстве информации можно различить и сугубо нейрофизиологические (генетически детерминированные механизмы работы мозга), и психологические (приобретенные в результате воспитания и обучения) алгоритмы обработки сигналов, и алгоритмы взаимодействия различных систем распознавания сигналов. Таким образом, в психическом пространстве различаются сферы интеллектуальной активности, в которых циркулируют интеллектуальные объекты разной сложности. В этом, в производстве сложных интеллектуальных объектов, как представляется, состоит существенное свойство мышления, выделяющее его на фоне прочей интеллектуальной активности. Существенное, но недостаточное.

Привычным ходом для определения мышления на фоне прочей интеллектуальной активности является привнесение в психическое пространство некоторого «деятеля» – субъекта мышления, якобы управляющего динамикой «мыслительного процесса». Иллюзия «субъекта» мышления настолько психологична, что усомниться в реальности «я», равно как в реальности собственных представлений, самостоятельно невозможно. Более того, представление о субъекте мышления прочно вошло во все научные психологические представления. Однако тщательное прояснение места и роли «я» в пространстве мышления показывает, что оснований для приписывания личностному «я» особых функций нет. По всем своим свойствам личностное «я» – не что иное, как сложный интеллектуальный объект, и собственная динамика интеллектуальных объектов отнюдь не предполагает того, что есть некто, кто управляет ею, думает. Такая динамика вполне объяснима спонтанной активностью мозга, когда в фокусе внимания оказываются различные интеллектуальные объекты безо всякого целесообразного побуждения того, кто мог бы думать.

В действительности «я» актуализируется тогда, когда возникает необходимость рассказа о чем-то. В нарративе «я» выступает некоторым центром, вокруг которого разворачиваются означенные представления. Таким образом, и здесь можно выделить уровни, на которых осуществляется интеллектуальная активность. Есть уровень, где динамика интеллектуальных объектов определяется нейрофизиологическими механизмами и происходит безо всякого сознательного участия (все те процессы гомеостатического регулирования, которые реализуются мозгом). Есть уровень состояний, которые являются откликами распознающих систем на изменения состояния, и, в свою очередь, сами на эти состояния воздействующие – апперцептивные процессы. Но можно фиксировать и уровень интерпретации переживаемых состояний – значений – в системе языков описания. На любом из этих уровней интеллектуальная активность сводится к динамике интеллектуальных объектов разной сложности. Таким образом, ни морфологический, ни функциональный анализ интеллектуальной активности не дают оснований для фиксации того, что можно полагать собственно мышлением.

В следующей части книги – «Интеллектуальная активность, мышление и другой» – автор смещает точку зрения в направлении генетических аспектов того, что принято считать мышлением. Исследование становления интеллектуальной деятельности в индивидуальном онтогенезе позволяет прояснить, как формируется пространство мышления, какую роль имеет в этом процессе взаимодействие ребенка со взрослым, являющимся для него проводником в «мир интеллектуальной функции». Эмпирический, а потом и научный опыт воспитания и образования человеческого существа фиксируют определенные закономерности развития мышления человека. В частности, то, что мышление интимнейшим образом связано с речью и предполагает диалог, разговор с другим, известно от начала времен. Собеседник, хотя бы и вымышленный, является необходимым условием мышления, как в его статическом, так и в генетическом аспекте. Только благодаря речи биологически предопределенная стайность человеческого существа становится социальностью взрослого человека. И фундаментальный труд Л.С. Выготского, заложившего основания культурно-исторического метода в науках о человеке, так и называется: «Мышление и речь». Кризис трёх лет, феномен эгоцентрической речи, этапы формирования понятий и особенности детского мышления, описанные Л.С. Выготским, указывают возможные направления исследования мышления. И в этой части автор прослеживает сам процесс врастания человеческого существа в мир взрослых и их отношений.