Говард Гарднер - Мышление будущего. Пять видов интеллекта, ведущих к успеху в жизни

Оставив в стороне школьные предметы, отметим такое же неадекватное или не соответствующее ситуации мышление у представителей разных профессий. Студенты-первокурсники юридических факультетов, например, считают, что решение, которого достигли стороны, должно соответствовать нормам морали. Преподаватели же учат их, что решения следует принимать, основываясь на прецедентном праве, а не в соответствии с моральными установками того или иного человека. Журналисты-новички готовят связные, но безликие материалы, как будто пытаются завоевать интерес столь же безликой аудитории. Они не в состоянии продумать и написать статью так, чтобы она немедленно привлекла внимание читателя, не нуждалась в правке редактора и соответствовала формату издания. Сотрудник, только что назначенный менеджером, ведет себя с коллегами так, как будто ничего не изменилось. Он не понимает, что теперь ему нужно не просто приятельски болтать с подчиненными, а добиться их уважения, заставить их прислушаться к себе. Новый член совета директоров не осознает, что теперь он должен на равных общаться с генеральным директором или президентом, и продолжает вести себя как их подчиненный.

Аналогичные примеры можно найти в любой сфере деятельности. Люди приходят на новое место со старыми привычками и подходами, которые до сих пор служили им верой и правдой. Недостаточно просто сказать себе: «С этого момента обращай особенное внимание на прецеденты», или «Развивай в себе инстинкт редактора», или «Соблюдай дистанцию с сотрудниками». От старых привычек трудно отказаться, и новые виды мышления и действий даются с трудом. Честолюбивый, стремящийся вверх по карьерной лестнице профессионал должен понимать причины, по которым стоит действовать так, а не иначе, избавляться от старых, уже не функциональных привычек, постепенно создавать модель поведения, подходящую для новой жизни.

Большую часть своей сравнительно недолгой истории (несколько тысяч лет) формальное обучение было связано с религией. Учителя обычно имели отношение к религиозным институтам, тексты для чтения и изучения брались из священных книг, на уроках проповедовались нравственно-религиозные принципы. Целью школы было научить грамотности, чтобы ученик смог читать священные тексты. Часто было достаточно того, чтобы он выучил эти тексты наизусть и умел декламировать. При этом никто не требовал, чтобы он понимал их и умел анализировать. Любой разговор о познании мира казался экзотикой. Фольклор, здравый смысл, случайное слово мудреца – этого было достаточно. (Некоторые варианты исламского образования до сих пор придерживаются такого видения.)

Семьсот лет назад в Китае и Европе образованная элита должна была овладеть несколькими умениями. По завершении образования ученик-конфуцианец должен был преуспеть в каллиграфии, стрельбе из лука, музыке, поэзии, верховой езде, ритуальных церемониях, освоении важных текстов. Его современник в Европе должен был усвоить тривиум (грамматику, риторику и логику) и квадривиум (музыку, геометрию, астрономию и арифметику). От учеников не требовали, чтобы они понимали и применяли полученные знания, хороший студент просто повторял – часто дословно запоминая – мудрость интеллектуальных наставников – Конфуция или Мен-цзы на Востоке, Аристотеля или Фомы Аквинского на Западе. Возможно, именно об этом говорила та китайская преподавательница психологии, о которой я упоминал в предыдущей главе: «Мы столь долго делаем так, потому что знаем , что это правильно».

Профессионального образования, каким мы знаем его сегодня, не существовало. Обычно молодые люди учились своему ремеслу у старших членов семьи или их отдавали в подмастерья к мастеру: «У молодого Джонса хорошие руки, его нужно послать учиться к цирюльнику Катеру, чтобы он научился стричь волосы и вскрывать нарывы». Лишь духовенство пользовалось более формальным механизмом отбора, обучения и посвящения в духовный сан.

Ренессанс положил начало медленным, но неотвратимым переменам в западном образовании. Хотя образование сохраняло религиозную направленность – которая имеет место до сих пор, – оно стало более светским.

Сегодня большинство учителей не имеет религиозного образования, религиозные тексты утратили свое значение, а нравственное воспитание считается обязанностью семьи, сообщества и церкви, а не бременем, лежащим на плечах учителя. (Отметим, что, когда другие общественные институты терпят неудачу в деле нравственного воспитания, ответственность за нее вновь перекладывается на школу. Подобная тенденция проявляется и сейчас, особенно в США, где популярна идея возвращения религии в общеобразовательные школы.) Изучение накопленных человечеством знаний, устное повторение и письменное конспектирование все еще очень важны, однако сейчас уже многие признают, что не все знания пришли к нам из прошлого и обучение лучше всего строить на основе опыта, а научные теории, особенно в естественных науках, со временем меняются.

В прошлом веке начали активно развиваться профессиональные специализированные учебные заведения. Теперь никто просто не «изучает» закон, сегодня человек идет в юридическую школу. Медицинское образование уже нельзя получить на заочных или вечерних курсах – чтобы стать профессиональным врачом, нужно учиться в вузе около десяти лет. Лишь соответствующие институты могут выдать (или аннулировать) необходимую лицензию. Все чаще будущие менеджеры и руководители учатся в бизнес-школах, на разнообразных семинарах и в самих корпорациях, создавших у себя учебные центры.

Все эти усилия в области образования направлены на приобретение необходимых дисциплинарных знаний, мыслительных навыков, моделей поведения. Изучает ли человек естественные науки в младших классах, физику элементарных частиц в средней школе, принципы гражданского права в юридической школе, или основы маркетинга в бизнес-школе, цель обучения одна: искоренить неправильный или непродуктивный образ мышления, заменив его мышлением, свойственным профессионалу.

Почему же, несмотря на все усилия, столько студентов мыслит непродуктивно? Основная причина, по моему мнению, состоит в том, что ни преподаватели, ни ученики, ни политики, ни обычные граждане не понимают разницы между предметом и дисциплиной . Как правило, люди изучают предметы. Так же, как большинство их учителей, они полагают: задача в том, чтобы запомнить определенное количество фактов, формул и цифр. Изучающие естественные науки студенты знают наизусть определения основных терминов, формулу ускорения, количество планет, атомные веса или лицевые нервы. Математики учат ключевые алгебраические формулы и геометрические доказательства. На уроках истории ученики копят в памяти названия и даты основных событий и эпох. Они знают, кто и когда создал самые важные произведения искусства. Знакомясь с науками, они запоминают специфику конкретных экспериментов и термины основных теорий. В юридической школе усваивают факты судебных дел. В медицинских вузах запоминают названия костей человеческого тела. В бизнес-школе вязнут в крупноформатных таблицах и учатся использовать терминологию продаж и коммерческой деятельности. Затем студентов экзаменуют и, если они прилежно учились, считается, что они с успехом прошли курс. Как показано в пьесе (и снятом по ней фильме) Алана Беннета «Любители истории» (The History Boys), подобные подходы практикуются даже в Оксфорде [6] Alan Bennett, The History Boys (London: Faber & Faber, 2004). .