Шона Шапиро - Доброе утро, я люблю тебя! Практики осознанности и самосострадания на каждый день

Моей отправной точкой стал самый неподходящий момент: мне было 17, я лежала на больничной кровати с металлическим стержнем в позвоночнике и наблюдала, как жизнь, к которой я привыкла, исчезает буквально на глазах.

До этого момента я жила как в сказке в прекрасном Лагуна-Бич в Калифорнии. Меня выбрали королевой выпускного бала, я привела школьную волейбольную команду к победе на чемпионате штата и только что досрочно поступила в университет Дьюка, где должна была играть в их волейбольной команде НАСС [1] НАСС – Национальная ассоциация студенческого спорта. – Прим. пер. .

За несколько месяцев до выпуска я сидела в кабинете хирурга-ортопеда, ожидая, когда он придет и проведет обычный осмотр, который я делала бесчисленное количество раз для наблюдения за сколиозом. Искривление позвоночника у меня было с самого рождения, но оно не мешало мне жить. У нас с доктором сложились очень близкие отношения, и мне не терпелось рассказать ему о чемпионате по волейболу и Дьюке. Я поднялась с кресла, как только открылась дверь, но выражение лица моего врача остановило меня.

«Шона, рентген показал, что сколиоз стал еще хуже. Позвонки проткнут легкие, если мы что-то не предпримем. Тебе нужно делать операцию».

Я была ошеломлена и поражена его словами. А затем меня накрыла нарастающая волна ужаса. Недели перед операцией показались вечностью, проведенной в чистилище. Меня преследовал образ большого металлического стержня, проникающего в позвоночник. Мой разум был заперт в будущем, полном ужаса и отчаяния.

Проснувшись после операции, я попала из чистилища в ад: невыносимая боль едва давала двигаться. Я поняла, что жизнь, какой я ее знала, и будущее, о котором мечтала, потеряны для меня.

На протяжении нескольких месяцев реабилитации мне приходилось жить в чужом теле и, что еще хуже, с чужим разумом. Исчез энергичный, спортивный подросток, а на его месте появилась кроткая, напуганная девочка, каждое движение которой было неловким и болезненным.

Но больше всего мучений мне доставляли собственные мысли. Я лежала, чувствуя все большую безнадежность и ужас: Мне всегда будет больно? Я никогда больше не смогу играть в волейбол. В колледже я никому не понравлюсь. Меня когда-нибудь хоть кто-то полюбит? Никого не привлечет это сломанное тело с огромными красными шрамами.

Я пыталась выбраться из своего состояния и заставляла себя думать о хорошем, но эти мысли не могли заглушить чудовищный страх и боль, которые сидели внутри. Я пыталась отвлечься: общалась с друзьями, когда они меня навещали, смотрела фильмы, но ничего не успокаивало тревогу, бушевавшую в моей голове.

Затем появилась надежда – оттуда, откуда я меньше всего ее ждала. Мы с отцом очень сильно любили друг друга, но часто ссорились и воевали почти по каждому поводу.

Наши отношения изменились после операции. Я никогда не забуду день, когда он вошел в мою палату со взглядом, полным отеческой любви и заботы, и протянул мне книгу. Это был экземпляр «Куда бы ты ни шел – ты уже там. Осознанная медитация в повседневной жизни» Джона Кабат-Зинна [2] Кабат-Зинн, Джон. Куда бы ты ни шел – ты уже там. Осознанная медитация в повседневной жизни. – Москва: Эксмо, 2019. – пионера в области практики осознанности.

Я ахнула, прочитав первый абзац: «Что бы с вами ни произошло, это уже произошло. Наиболее важный вопрос – как вы собираетесь справляться с этим?» [3] Кабат-Зинн, Джон. Куда бы ты ни шел – ты уже там. Осознанная медитация в повседневной жизни. – М.: Эксмо, 2019.

Я стала читать дальше, часто – сквозь слезы, и эта мудрая книга открыла передо мной возможность, которая ускользала от меня все долгие месяцы моей болезни: Я снова смогу быть счастлива. Моя стойкость, спрятанная за страхом и болью, начала пробуждаться. Я почувствовала проблеск надежды – надежды на исцеление.

Я прочитала все книги, статьи и очерки об осознанности, которые смогла найти. Чем больше я читала и тренировалась, тем больше стала замечать незначительные перемены. Вместо того чтобы жить прошлым и зацикливаться на будущем, я стала находить моменты умиротворения в настоящем.

Эти мгновения стали иметь значение: мама открывает окно, и запах океана окутывает меня; последний луч солнца отступает перед ночью. Я даже слышала волшебство, когда отец играл на серебряной флейте, из-за которой всего несколько месяцев назад я так смущалась перед друзьями.

Когда разум успокоился, боль в теле начала чувствоваться иначе. Мое отношение к ощущениям стало другим. Это больше не была «моя боль», скорее, она стала просто «болью». И когда я перестала усугублять свои страхи, то начала замечать моменты покоя. Боль осталась, но я страдала меньше.

Мой прогресс происходил постепенно, иногда почти незаметно, но я остро ощущала каждое улучшение. Каждый крошечный успех побуждал меня продолжать идти вперед.

Мама до сих пор плачет, вспоминая момент, когда спустя четыре месяца после операции она узнала, что со мной все будет в порядке. Я находилась дома, часто мне приходилось по-прежнему лежать в кровати, но мои шрамы заживали хорошо, и я наконец-то могла ходить без посторонней помощи.

Повинуясь прихоти, я объявила, что иду на пляж купаться. Я сняла потрепанный серый спортивный костюм, который стал моей повседневной одеждой, и надела свой любимый синий купальник. Мама смотрела, как мое изможденное тело осторожно перемещается по песку, пока я шла к воде. Она вспоминает, как у нее перехватило дыхание, когда мои огненно-красные шрамы исчезли в синеве волн.

Через мгновение после того, как вода накрыла меня с головой, я почувствовала, как во мне вспыхнула искра жизни. Чувство возрождения и силы, чтобы начать все сначала. Почему-то в этот момент мы обе – мама и я – поняли, что я буду в порядке.

Это купание стало началом перемен. Хотя ежедневный прогресс все еще был едва заметен, моя вера, радость и надежда были восстановлены. Я знала, что, несмотря на все, что случилось и что еще случится, внутри меня есть что-то неразрушимое. Мое путешествие началось.

Перенесемся на четыре года вперед: я еду на неустойчивом мотоцикле сквозь влажную тропическую жару, руки мертвой хваткой обхватывают талию моей подруги Робин. Мы несемся по извилистой гравийной дороге с почти нулевой видимостью. Мы третий день в Таиланде и ищем храм, спрятанный под водопадом.

Я познакомилась с Робин в Дьюке. Нас обеих зачислили на курс доктора Крейгхеда по психическим отклонениям, который начинался в 8.00. Я была прилежной первокурсницей, а она «крутой» второкурсницей. Однако мы оказались родственными душами, и за разговорами о психологии, мальчиках и смысле жизни мы сформировали то, что стало дружбой на всю жизнь.