Роб Мур - Возможность. Как превратить вероятность в действительность, а фантазию в реальность

Через несколько месяцев отец открыл новый мясной ресторан, очень успешный. Это стало семейным бизнесом, и мой папа гордился, что мы работаем вместе. Он руководил пабом и разделывал мясо, мама была шеф-поваром, готовила больше ста порций в день, сестра обслуживала клиентов в ресторане, а я в баре. На первый взгляд все выглядело прекрасно, но только на первый. У моих родителей не было ни сбережений, ни пенсии, ни пенсионного плана, а единственное, что они умели, – содержать паб, и они продолжали трудиться. В то время мне было 25 лет, и я жил с ними в маленькой квартире над пабом. Казалось, чем больше сил они вкладывают в этот малоперспективный бизнес, тем быстрее они стареют.

Затем, 15 декабря 2005 года, приблизительно в час дня, в пабе, до отказа забитом лучшими клиентами и многими друзьями отца, его жизнь в очередной раз совершила крутой вираж.

Представьте себе такую картину: холодный зимний день, мой отец – нечто среднее между Бэзилом Фолти из сериала «Башни Фолти» (очаровательный, сердитый и непредсказуемый) и Виктором Мелдрю из ситкома «Одна нога в могиле» (счастливый в своих страданиях и рассказывающий об этом всем) – орудует ножом для разделки мяса, всем своим видом призывая клиентов заказать еще одну порцию. Паб переполнен; все хотят поесть именно в час дня, что очень раздражает отца, потому что на всех желающих столиков не хватает. Он злится. Ничего нового.

Но потом он замирает. Смотрит в пространство отрешенным взглядом. Это продолжается довольно долго и вызывает некоторое замешательство. Клиенты в очереди начинают переглядываться.

Я посмотрел на сестру. Такое впечатление, что музыка в баре смолкла и все действие поставили на паузу. Потом отец невнятно забормотал, потом закричал, завыл, и в его голосе появились агрессивные ноты. В руке он по-прежнему сжимал длинный и острый нож для мяса, и весь паб напряженно замер – как бар перед началом стрельбы в американском вестерне.

С отцом явно что-то случилось, и я попытался поговорить с ним, смотрел ему прямо в лицо, но он меня не видел и не слышал. Мне удалось вывести его через бар на улицу перед пабом, подальше от клиентов, – нелегкое дело, потому что отец весил сто с лишним килограммов, причем большая их часть приходилась на пивной живот. Я тряс его. Кричал. Бил по щекам. Ничего. К тому времени большинство посетителей паба собрались у окна, наблюдая за разворачивавшейся на их глазах драмой, а мама с сестрой выбежали мне на помощь.

Через несколько минут подъехал усиленный наряд полиции; из фургона вышли двое полицейских, и один из них, которому на вид было не больше 19 лет, достал из-за пояса дубинку и стал лупить моего отца по спине и ногам, пока он не упал. Тогда двое полицейских напрыгнули на него, перевернули на живот, заковали в наручники, оттащили в фургон и увезли. Отца поместили в психиатрическую клинику. Его держали в строго охраняемом отделении для душевнобольных, и несколько недель мне не разрешали его навещать. Это было нашим первым знакомством с биполярным расстройством отца.

Я не говорил, что это был его день рождения? Ничего себе подарочек. Тот день 15 декабря я буду помнить всегда – как один из самых тяжелых дней моей жизни.

Мой отец работал не покладая рук и пожертвовал многим, чтобы обеспечить нам с сестрой достойную жизнь – такую, какой был лишен сам. Он залезал в долги, чтобы возить нас на отдых. Покупал мне самый лучший спортивный инвентарь, чтобы у меня был шанс добиться успеха в крикете, регби или гольфе. Экономя на всем, оплачивал мое обучение в частной школе. Он купил мне мой первый автомобиль. Он внес первоначальный взнос за мой первый дом.

И единственная награда за тяжелый труд – публичное унижение и душевная болезнь.

Тот день стал худшим и в моей жизни. Не передать словами, какие чувства бушевали у меня в душе – унижение, вина, стыд. Я долго не мог избавиться от них, считал, что виноват в случившемся. Многие люди убеждали меня не заниматься самобичеванием, но я не сомневался, что главные причины болезни отца – постоянное напряжение, переросшее в стресс, и мое нахлебничество.

Мне было 25 лет, но я во всем полагался на родителей. Я был похож на птенца в гнезде, который сидит с открытым ртом, пищит и требует еды. Покормите меня! Покормите меня! Эгоист. В жизни я не сделал ничего стоящего, несмотря на благоприятные возможности, поддержку родителей и врожденные таланты. У меня были способности к большинству видов спорта, я на отлично учился в школе, а один раз меня даже признали лучшим учеником по классу живописи; я мог выбрать себе любое дело, но ничего не добился в жизни. Особенно самостоятельности. Такова горькая правда.

У меня не было цели, я это понимал, но не мог заставить себя сдвинуться с места. Зависимый и инфантильный. Я ничего не мог, потому что не знал, как изменить и улучшить свою жизнь. Нужно было начинать все сначала. Действовать самостоятельно. Преодолевать страх. Преодолевать отторжение. Мне было комфортно в том мире, который создали для меня родители. Но эта безопасность была ложной. Как колыбель для 25-летнего младенца.

Оглядываясь назад, я могу сказать, что 15 декабря 2005 года стал также лучшим днем в моей жизни. Поворотным пунктом. Развилкой на дороге. Началом новой жизни. Как будто в течение предыдущих 25 лет передо мной не открывались никакие возможности. По крайней мере, в то время мне так казалось – типичная психология жертвы.

Тогда я этого не понимал, но теперь мне совершенно очевидно, что это была величайшая из возможностей, преподнесенная мне в виде страданий.

Стыд со временем превратился в мотивацию, а если точнее, то в отчаяние. И я начал что-то искать. Поначалу робко, но вскоре втянулся, и мои поиски стали энергичными и беспрерывными. Я точно не знал, что ищу, но понимал, что должен что-то найти. Что угодно. Без вариантов. У меня просто не было выбора.

До этого момента мое единственное независимое и ответственное решение в жизни – попытка заняться живописью. В выходные и по вечерам я работал в пабе, а днем и поздно ночью рисовал. У меня были способности к изобразительному искусству, и мне казалось, что необычные картины продаются лучше. Мое искусство никак нельзя было назвать традиционным, и я думал, что меня ждет успех.

Вопреки ожиданиям продавались мои произведения не слишком хорошо, в частности из-за того, что я был художником, а не торговцем. Я редко выезжал за пределы Питерборо – в сущности, даже редко выходил из дома, – и, по мере того как я отдалялся от людей и от окружающего мира, мое искусство становилось все более мрачным и отстраненным. Во время редких прогулок я заглядывал на довольно респектабельную улицу Коугейт в Питерборо, где открылся новый частный магазин предметов интерьера и мебели, Elements. Он был минималистичен и современен, но, поскольку открылся недавно, его стены оставались голыми.