Илай Колесников - Овес и мадагаскарские звездочки

***

Когда же проснулся он, то, казалось, что целую жизнь уже абсолютно все устраивало: если раньше кому-то что и не нравилось, так это только потому, что Димка, ещё не встал. Димка был всего шестнадцати лет от роду-на один меньше, чем Овсу, когда тот начал принимать безвозвратные решения: развивать свою силу воли, менять город, ходить в спортивный зал и писать книги. Димка никогда не любил читать литературу, которая стояла в магазинах на книжных полках. У него даже было такое развлечение: прийти в ближайший к нему книжный магазин перед школой и засесть там на пару часов, в зависимости от того, какой первый урок, ища хотя бы одну дельную книгу. Но, как ни искал, пока что Димка не находил ничего стоящего. Он прочитал уже уйму книг, и ему было очень интересно, когда наконец попадётся хорошая, ведь он всей душой верил в ее существование! Родители говорили ему учиться, а он искал, продавщица закрывала уже на ключ, а он все искал. Димка искал так много, что вскоре стал значительно больше любого библиотекаря. Но не находил. Что ж, в этом и суть, в этом и продолжение книги…

Димка значительно внес красок в картину весны. Ничего такого, просто с его апрельскими, свежими поступками, сама вишня начинала цвести по-другому. Димка каждую ночь, хоть и во сне, ходил в приключение. То были самые веселые минуты его жизни, за исключением тех, когда он находил особенно смешные моменты в магазинных книгах. Сегодня, например, он был во Франции. Димка никогда не бывал там раньше, да и как бы он мог! но часто, довольно часто хотел туда попасть. Старинные улочки весеннего Парижа так и плясали перед его глазами, еще не перенасыщенные туристами, еще не успевшие принять выражение лица, соответствующее ситуации. Над Эйфелевой башней сегодня было пасмурно. В воздухе витало тепло, какой-то лавочник из багетной в свой перерыв просто стоял и помешивал бронзовой ложкой кофе в турке. Азиатам, уже сновавшим туда-сюда по улочкам, это казалось чрезвычайно мило и ни на что не похоже, и они толпами фотографировали этого лавочника. В общем-то, Димка их понимал, и, был бы у него фотоаппарат, он бы, наверное, тоже, шел и все постоянно фотографировал, как эти туристы. Он бы шел и фотографировал дождь, время, рыжего кота у реки Сены, Эйфелеву башню, улыбающуюся француженку. Но у Димки не было фотоаппарата, и, несмотря на такие очевидные трудности, как отсутсвие живых впечатлений, он особенно и не унывал. С самого детства его родители ему говорили: «Воровать-плохо». И он решил сейчас: «А чем лучше воровать впечатления из столь любимого всеми города? Ведь можно просто любоваться ими, как в музее, а потом передать другому». Зато никто не мог запретить Димке вдоволь набегаться вдоль центральных парижских улиц. Единственной вещью, которая хорошо получалась у Димки кроме чтения магазинной литературы, являлись стихи. Но Димка-оригинал, и он писал стихи во время пробежек, каждый раз, когда попадал в новый город. Ему доставляло неоспоримое удовольствие писать, но только в новых городах. Если бы это каким-то образом оказался не Париж, а, к примеру, Дрезден, в котором Димка бывал уже не раз, то он бы вряд ли сегодня вообще стал писать. Но в том и красота жизни-гулять по протоптанным тропинкам славы, любви, ручьев, и знать, что все, вплоть до даты на твоем смартфоне вместе с комбинацией времени, никогда больше не повторится. А потому и Димка стал наматывать круги по кварталам неподалеку от Эйфелевой башни. Димке было очень хорошо. Тем более, ему никогда не удавалось побегать в полной тишине больше, чем тридцать минут в день.

Обязательно в его сне, а это были в первую очередь сны, происходило такое событие, которое сталкивало его, Димку, с чем-то необычным, новым, что сильно горело желанием вступить с ним в контакт. Будь это сама жизнь, старушка неподалеку, или даже и старушка в образе самой жизни… Но что это на самом деле, полчаса тишины для настоящего художника! Набросок всегда почти завершался за это время, и даром все остальное. К тому же, был какой-то шарм в постоянных прерываниях его действий жизнью. Как минимум это одно уже говорило Димке, что он на правильном пути. Но вот и сегодня не стало исключением. Когда он делал, наверное, уже шестой круг по кварталу, где расположена Эйфелева башня, Димку остановил сухощавый, чернокожий молодой человек. Как это и бывает во снах, тут отсутствовала привычная логика. Но от этого ситуация становилась только краше, ведь, по сути, отсутсвие логики-это лишь выход понятия логики на новый уровень. Сухощавый парень предлагал Димке поторговать каштанами. Не то чтобы ему так хотелось, но Димка понимал, что если чуть ли не вторая реальность решила вступить с ним в контакт, то лучше не отказывать. И он согласился. Похоже, моложавому человеку это было вовсе не все, что нужно, и он не отставал. Он все чего-то силился проговорить на французском прямо на ухо Димке, а тот, в свою очередь, тоже на французском, зазывал очередного покупателя попробовать каштан. Выглядело, будто негр ему что-то нашептывает, а Димка ретранслирует это покупателю. Или что этот негр подсказывает Димке, как лучше покупателя обдурить, а Димка в это время виртуозно отвлекает внимание. Несмотря ни на что, уже пара человек довольными уходили от прилавка, уплетая каштаны. Сам бы Димка ни за что не стал их пробовать, хоть и знал, что Париж славится экстравагантными, но очень, очень необычными блюдами.

***

Как оказалось несколько позже, все было намного прозаичнее: оказалось, за негром ведется погоня, из полицейских-самая настоящая погоня. Ничего особенного, в таком городе, городке, как Париж, но все равно неприятно. Ему лишь надо было оставить на кого-то лавочку, ведь погоня-погоней, а работа и прибыль по расписанию. И негр не придумал ничего лучше, чем оставить свою лавку с каштанами на попечительство Димки. Когда же появилась полиция, настоящая, между прочим, жандармерия, где все, как и полагается, особенно по фильмам о Франции, ни черта не смыслят в погонях, Димка как раз дописывал последние строчки стиха у себя в голове. Когда появилась жандармерия, он размышлял над тем, что все в его жизни скоротечно. Что так и вся жизнь, словно поездка во сне в Париж, не запомнится ничем интересным, разве что странным обязательством, данным абсолютному незнакомцу, и погони, увиденной впопыхах, не проливающей свет ни на что, кроме сути человеческой. Одно успокаивало Димку-стих, хотя бы стих в этой буре вещей получился сегодня отменным и был похож словно на лимонад, который по такому празднику позволил себе купить Димка за столиком одного из ресторанов неподалеку. Место было на веранде, и, вкушая аромат мяты, черники, и еще чего-то прекрасного, Димка, помешивая палочкой жидкость в своем стакане, начинал даже радоваться, а не печалиться, что жизнь такова, какова она есть. Он начинал понимать, сколько поистине новых, никому не известных возможностей предоставляет ему его особенность-способность перемещаться во сне. Как минимум, он может заглянуть в гости к любому человеку в мире, и ему за это ничего не будет. Хотя Димка и не старался проверять из ряда вон выходящие вещи, ведь сны все же были реальны. Это сегодня он в первый раз в жизни ограбил. Да и то, потому что негр этого заслужил, да и неизвестно еще было, не за то ли, что он куда-то дел истинного продавца каштановой лавки, за ним гнались. А Димка взял себе только то, что непосредственно получил в руки, пока работал, и на эти деньги теперь самозабвенно пил лимонад.