Джесси Беринг - Я, ты, он, она и другие извращенцы. Об инстинктах, которых мы стыдимся

В 2011 году биолог Милтон Даймонд опубликовал результаты исследования о детской порнографии, которое вызвало ожесточенные споры. Прежде считалось, что чем доступнее эротика и порнография, тем реже совершаются преступления сексуального характера в отношении женщин (для потенциальных преступников-мужчин мастурбация при просмотре порнографии “замещала” сексуальное насилие). Даймонд продемонстрировал, что в обществах, где в определенный период была разрешена детская порнография, в тот же период число зарегистрированных случаев насилия над детьми уменьшалось. В 1948–1989 годах в Чехословакии было строжайше запрещена демонстрация сексуальности во всех формах (под запретом находились даже относительно невинный “Плейбой” и дешевые любовные романы, хотя, думаю, мне все же удалось бы достать спортивные журналы с мускулистыми мужчинами). В 1989 году коммунистический режим рухнул и ускоренными темпами начала развиваться доморощенная порноиндустрия. Практически моментально чехи из зоны тотального запрета переместились в зону свободного рынка, где все было дозволено и можно было законно приобрести любую порнографию, включая детскую. Сравнивая статистику сексуальных преступлений против детей за семнадцать лет до бархатной революции с уровнем 1989–2007 годов, Даймонд заметил резкое уменьшение зарегистрированных случаев сексуальных преступлений не только в отношении детей, но и женщин. (Преступления несексуального характера, напротив, в тот же самый период участились, то есть нельзя объяснить данные о сексуальных преступлениях улучшением общественного настроения в связи с политическими переменами.)

Данные Даймонда говорят сами за себя, и нет причин сомневаться в их достоверности – как и в справедливости теории катарсиса из-за доступности для масс порнографии. Результаты его исследования настолько сложно принять по причине того, что речь идет о детях . Тем не менее, анализ японской и датской статистики подтвердил, что доступность легальной детской порнографии прямо связана со снижением уровня насилия над детьми (то же самое вы услышите от многих педофилов и гебефилов – что порнографические материалы помогают им избежать причинения прямого вреда детям). И все же трудно решить, как применить эти данные. Допустим, меньше детей подвергнется насилию благодаря доступности детской порнографии, но что делать с детьми, которые участвовали в производстве этого “эрзаца”? Для них это не замещение. Даймонд и его чешские соавторы признают: “Мы не одобряем участие детей в производстве и распространении порнографии, но использование искусственно созданных материалов может помочь решить эту проблему”. Впрочем, в большинстве стран детская порнография, созданная при помощи компьютера, также категорически запрещена, так что и этот вариант в настоящее время не годится. Нам, конечно, может быть это неприятно, но запрещение искусственных детских моделей, созданных специально для педофилов, не имеет большого смысла, если рассматривать этот шаг в контексте причинения вреда. Даймонд убедительно продемонстрировал: такой запрет увеличивает вероятность того, что пострадают реальные дети. В отсутствие искусственных эротических объектов, не обладающих сознанием (и которым, следовательно, вред причинить нельзя), таких, как искусственные модели, единственным оставшимся вариантом, представляющим собой некий баланс между прагматическим подходом и защитой детей, представляется некая правительственная программа, в рамках которой конфискованную детскую порнографию распределяют между педофилами (которым поставлен такой диагноз), особенно теми из них, кто склонен (повторно) совершить преступление, подразумевающее прямой контакт с ребенком. Вероятно, для этих целей можно применять давно произведенные запрещенные материалы, на использование которых получено разрешение у взрослых теперь моделей. Понятно, что это не очень веселая история, но это кажется выходом в ситуации, где предельно необходим рациональный подход. Учитывая, например, что в современной Греции педофилия официально признана психическим заболеванием и предполагает выплату пособия, возможно, не за горами “терапевтическое” распространение детской порнографии ради снижения потенциального вреда для реальных детей. Мишель Фуко сказал в одной из лекций: “В то самое время, когда монстр самим своим существованием преступает закон, он вызывает, по сути дела, не ответ закона как таковой, а нечто совсем другое: насилие, попытки просто-напросто покончить с ним, или медицинское попечение, или просто жалость” [73].

Из двух категорий преступников – осужденные за владение детской порнографией и осужденные за совращение малолетних – педофилами являются скорее первые. Странно, скажете вы: совратитель малолетних – и не педофил? Ничего странного: многие растлители (согласно некоторым исследованиям, таких более половины) совершают насильственные действия с детьми лишь потому, что не имеют возможности реализовать свои желания с взрослыми ( opportunistic offenders ). Они используют детей как суррогат. Такие люди нередко бывают садистами, пьяницами либо имеют те или иные поражения лобных долей головного мозга. С клинической точки зрения они не являются “истинными педофилами”, поскольку в лаборатории проявляют большее половое возбуждение, глядя на обнаженных взрослых, чем на детей. Можно сравнить педофилов-приспособленцев с описанными Кинси мужчинами, выросшими на фермах. Те, кому не доставалась женщина, занимались сексом с козой (или другим пасущимся неподалеку млекопитающим). И как последние не являются “истинными” зоофилами, так и первые – не “истинные” педофилы. Они набрасываются на того, кто очень не вовремя попался им на глаза, а в остальном полагаются на свое воображение.

Совсем иное дело те, кто постоянно находится в поиске порнографии, где фигурируют дети (в случае гебефилов – подростки), игнорируя при этом океан легкодоступного порно с участием взрослых. Такие люди явно проявляют признаки ориентации на несовершеннолетних. Несмотря на то, что в исследованиях не всегда разделяют два подтипа педофилов-преступников (владельцы порно и ищущие прямого контакта с ребенком), известно о некоторых чертах, особенно часто присущих второй категории. Прежде чем я расскажу о них, хочу предупредить, что это лишь статистические корреляции (совместная встречаемость этих черт и педофилии выше среднестатистической). Даже если вы знаете кого-то, кому присущи такие атрибуты (например, вашему новому бойфренду), все равно крайне маловероятно, что он испытывает влечение к детям доподросткового возраста. (Точно так же, если у кого-либо нет ни одной из этих черт, это не значит, что он не педофил.)