Татьяна Орлова - За закрытыми дверями. Почему происходит домашнее насилие и как его остановить

Вот так возникла необходимость разбираться, существует ли домашнее насилие или это только слова. И очень хотелось понять, что этими словами называют разные люди.

Для большинства людей насилие – ситуация ненормальная. Но что вообще такое норма? Что считать нормальным, а что рассматривать как выход за границы, как ненормальное?

В бытовом представлении норма – незыблемая истина, некая аксиома. Но в реальности норма – подвижная категория, и нормально то, что мы договорились или привыкли считать нормальным. В течение человеческой истории менялись любые нормы – от стандартов красоты и воспитания детей до условий труда и прав человека.

Договоренность о нормах может быть итогом сознательного обсуждения, как, например, в психиатрии. Классификация заболеваний постоянно меняется, у специалистов появляются новые данные, и в результате обсуждений они корректируют границы нормы и болезни.

Нормой также может стать принятие происходящего и отказ от борьбы. Например, мы смиряемся с мелкими проявлениями коррупции, начинаем сами потихоньку включаться в коррупционные схемы – даем взятки при нарушении правил на дороге или носим дорогие подарки директору школы – и со временем относимся к происходящему спокойно, уже никак не реагируя и на коррупцию в опасных, вопиющих масштабах.

Норма не задана изначально, она возникает постепенно. Давайте посмотрим, как выглядит и как развивалась норма в применении насилия в семье.

Лет тридцать – сорок назад понятия «домашнее насилие» не было. Но были сами факты дискриминации, унижения, жестокости в семье (достаточно почитать художественную литературу, чтобы это заметить). С ними мирились как с частностями, старались не замечать. Для описания использовали такие обтекаемые выражения как «сложные отношения», «строгий муж», «конфликты в семье». К тому же развод был настоящей проблемой и его боялись намного больше, чем того, к чему все привыкли.

Несложно заметить, что сейчас общественная норма допустимого в отношениях другая. Мы опознаем насилие и скорее не готовы с ним соглашаться. Но как это произошло?

Сам термин «домашнее насилие» возник на Западе и связан с борьбой женщин за свои права и второй волной феминизма. Однако была ли это мода и навязанная идея? Открыть какое-то явление и придумать его – не одно и то же. Для человека Средневековья не было бактерий, вирусов, элементарных частиц и многих других явлений, которые сейчас составляют нашу бытовую реальность. Со временем люди узнали об этих явлениях, а не придумали их. Так же случилось и с домашним насилием. И это был важный переворот в сознании. Как только что-то названо, мы начинаем это видеть, изучать и можем изменить.

Как же в нашем российском обществе было открыто и признано, что определенные явления стоит назвать домашним насилием?

Первое, что возникло в поле общественного обсуждения, – это репортажи в СМИ о реальных трагедиях в семьях, когда женщин и детей убивали или калечили. Эти ситуации вызывали всплеск возмущения, становились темой ток-шоу. Но выводы в основном были о том, что мужчины-насильники – психически больные люди и мы как общество плохо за ними следим. Ни о каком домашнем насилии речь не шла.

Часто обсуждения заканчивались травлей и обвинением жертв [23] Это явление называется виктимблейминг. Подробнее о нем см. «Зачем обществу виктимблейминг». . Все возмущались, почему же они так долго терпели и не ушли сразу, подозревали для них какие-то выгоды. Тем, кто напрямую не сталкивался с физическим насилием, казалось, что жертвами становятся только особые женщины с комплексом жертвы, низким достатком и без образования, а абьюзерами – люди с тяжелыми психическими расстройствами. Пожаловаться на насилие в семье означало сразу стать объектом домыслов и подозрений: а все ли у тебя самой в порядке с психикой, а не провоцируешь ли ты партнера, а не извлекаешь ли ты выгоду из происходящего? И было совсем немного желающих рисковать репутацией, вынося личные истории в публичное поле.

При этом существовали отдельные общественные организации (например, уже перечисленные выше центры «Анна», «Сестры» и Консорциум женских неправительственных объединений), которые помогали пострадавшим, транслировали свое в и дение вопроса. Но их влияния оказывалось недостаточно, чтобы изменить бытовой взгляд на насилие. Специалистам был виден огромный масштаб проблемы, но общество в целом продолжало думать о ней как о единичных, исключительных случаях.

В 2016 году блокаду молчания прорвал флешмоб #янебоюсьсказать. Украинская акция быстро захватила все русскоговорящее пространство и в самой Украине, и в России, и в Беларуси. Тысячи историй о насилии над личностью в семье одновременно попали в сеть. Даже те, кто ничего не написал, смогли вспомнить и о своем опыте тоже.

Этот поток историй уже никак не мог рассматриваться как отдельные случаи, исключения из правила. Отрицать это явление стало трудно, а говорить о нем не стыдно. Через год возникла очень похожая история на Западе: акция #metoo разоблачала сексуализированное насилие и домогательства. В США акция закончилась громкими скандалами, разбирательствами и реальными тюремными сроками знаменитостей, злоупотреблявших властью. В России изменения произошли, к сожалению, только на уровне общественного сознания, но никаких изменений законодательства и осуждения агрессоров так и не случилось.

Тем не менее сети дали равную возможность высказаться и быть услышанными тем, кто раньше молчал. Возникли не только новые темы, но и новое явление – этические войны. В них отстаивалась иная позиция в вопросах пола, равенства в отношениях и также в вопросах насилия.

На наших глазах менялась норма, появлялась новая этика. Общественная дискуссия поменяла взгляд людей на абьюз: вместо смирения с неизбежным и признания права сильного – четкое осознание, что насилие травмирует, что за него отвечает обидчик (не жертва!) и терпеть насилие не надо. К этой дискуссии подключились журналисты и общественные организации, психологи, адвокаты, активисты, блогеры, сделав ее более заметной и яркой. Но основным двигателем были все же голоса обычных пользователей. У тех, кто раньше не имел права голоса – женщин, детей, представителей дискриминируемых сообществ, – появилась равная возможность делиться своим опытом с читателями, а у читателей – осознавать и перерабатывать этот опыт. Острые темы, в том числе отношение к насилию, теперь вызывают сотни и тысячи возмущенных комментариев, рушат авторитеты, приводят к яростным столкновениям и вовлекают в обсуждение даже очень далеких от темы людей. Обсуждается приемлемость тех или иных практик в профессиональных сообществах (например, возможны ли сексуальные отношения между преподавателем и студентами или это сексторшен), обсуждаются травля в школе, медицинское насилие, появилось понятие «харассмент». Сеть стала работать как постоянная конференция, а иногда как огромный суд присяжных. Она выносит вердикт, что допустимо, а с чем мы теперь не готовы соглашаться и будем называть насилием.