Катя Портнягина - Жена

Когда мне исполнилось 13 лет, у мамы появился новый муж. Ни тогда, ни сейчас я не могу назвать его своим отцом. Но все это время я относилась и отношусь к нему с большим уважением, обращаясь только по имени-отчеству. С его появлением маме стало проще, да и наше финансовое положение заметно улучшилось. Отчим всегда был добр и внимателен ко мне. Но хоть мы и жили под одной крышей, для меня это был именно мужчина моей мамы. Я же продолжала жить с переживаниями о родном отце. Где он, как и что? Почему не справляется обо мне, почему не может приехать? Это не было какой-то идеей фикс. Это, скорее, было похоже на зубную боль. Ты можешь проснуться с ней, выпить таблетки и работать весь день, не думая об этом. Но стоит лишь ненадолго отвлечься – и вот она уже вновь напомнила о себе.

Но чем старше ты становишься, тем больнее тебе дается развод родителей.

Когда я училась в 10-м классе, у меня наконец-то появилась возможность наладить взаимоотношения с отцом. Несмотря на то что я была уже достаточно взрослой, я смутно помню все обстоятельства той поездки на Сахалин. Возможно, ее инициатором опять была мама, сумевшая спустя столько лет достучаться до отца, чтобы он взял меня к себе на неделю. Когда я думала о причинах его многолетнего отсутствия, то раз за разом убеждала себя в том, что он сам находится в непростой ситуации. У него нет денег, чтобы приехать или просто как-то помочь нам.

В аэропорту Сахалина он встречал меня на большом японском внедорожнике. Я плохо разбиралась в автомобилях, но понимала, что этот – не из дешевых. Мы приехали в трехэтажный особняк. В нем отец жил со своей молодой женой, ее сыном и собакой. И мало того, что это была не та женщина, ради которой он бросил маму, так еще и ребенок был не от него. Представьте эту картину маслом: счастливая и обеспеченная семья, как с обложки, о которой я всегда мечтала и которой у меня никогда не было. С одной стороны композиции – мой отец с чужой женщиной и чужим ребенком, с другой – я, его единственная дочь, о которой он вспомнил лишь спустя 10 лет. И именно я была чужой на этом празднике жизни.

У отца я провела порядка пяти дней, хотя по факту – и того меньше. Целыми днями он пропадал на работе. Мы встречались утром (за завтраком) и вечером (за ужином). Раз или два он провез меня по городу, показывал достопримечательности. Он давал мне деньги со словами: «Сходи куда-нибудь, развлекись». Одна, в совершенно незнакомом городе. Конечно, я никуда не ходила. Все эти деньги я просто отложила и увезла домой, чтобы потратить на свои реальные нужды. Жена отца тоже работала, и поэтому практически все эти пять дней я просидела в одиночестве в их большом доме.

Помню, меня не покидало чувство того, что я здесь лишняя. Было ощущение, что я какой-то дальний родственник – уже и не вспомнишь, по чьей линии, – который нагрянул среди ночи погостить. Выгонять, конечно, никто не станет, но и общение будет сухим и немного натянутым. Так и вышло: за ужином мы говорили о погоде, работе, каких-то несущественных и пустых вещах. Не буду отрицать, что часть вины лежит и на мне – в той поездке я чувствовала себя скованно, неуверенно и была очень закрытой. Но посудите сами: в последний раз я видела отца в 6 лет, когда в тяжелом состоянии лежала на больничной койке. А в тот момент, в гостях, я была уже молодой девушкой, взросление которой прошло мимо него. Я искренне не понимала, о чем говорить с ним и как найти общие темы для разговора. Вероятно, он испытывал ту же самую неловкость. Вот мы и заполняли эту пугающую нас обоих тишину какой-то пустословной шелухой.

Каждый вечер, когда я ложилась спать в его доме, я внимательно прислушивалась: не идет ли он в мою комнату? Я искренне ждала, что он зайдет, сядет рядом и начнет говорить. Наконец-то объяснит, что же тогда произошло и почему он ушел от нас. Я смогу задать ему все вопросы, что тревожили меня эти десять лет нашей разлуки, и он даст на них ответы. И тогда, может быть, я обниму его, а он прижмет меня к себе, как когда-то в детстве. Но он не приходил. Конечно, я оправдывала поведение отца тем, что ему очень стыдно и он не может подобрать правильных слов, чтобы извиниться передо мной и перед мамой. Конечно, я считала себя взрослой и рассудительной, но эта наивность любящей маленькой девочки никуда не исчезла.

Надо отдать должное новой жене моего отца – она относилась ко мне достаточно благожелательно. Настолько, насколько позволяла ситуация. Мне неизвестно, когда она узнала о моем существовании – при знакомстве с отцом или за пару месяцев до моего приезда, но тем не менее я не чувствовала с ее стороны никакой скрытой агрессии. Она относилась ко мне нейтрально, просто принимая факт моего существования и временного пребывания в их доме, чего не скажешь обо мне… Да, мы практически не общались с ней, но глубоко в душе я ревновала к ней. И за маму, и за себя. Я понимала, что именно эта женщина ни при чем в нашей истории с отцом. В конце концов, он бросил нас не ради нее. Но эта ревность, не воспринимающая доводы разума, напоминала о себе каждый раз, когда я видела их вместе с отцом. Когда видела, как они говорили друг с другом, как смотрели друг на друга.

Ведь порой женщины с чужими детьми могут вести себя, как дикие кошки – шипеть, скалить зубы и дыбить шерсть.

Вернувшись домой, я поняла, что благодарна этой женщине. Благодарна за то, что она не пыталась манипулировать отцом, не поддалась такой же ревности. Ведь порой женщины с чужими детьми могут вести себя, как дикие кошки – шипеть, скалить зубы и дыбить шерсть. Но она приняла меня в своем доме. Не знаю, насколько безропотно, но за то время, что я гостила у них, мне ни разу не довелось услышать недовольных шепотков за спиной или ощутить на себе косых взглядов. Почему так? Возможно, потому, что она понимала – я ей не угроза. Следовательно, она знала или по-женски чувствовала его отношение к нашей семье, к маме, ко мне. Понимание этого пришло ко мне уже позже, когда я повзрослела. И все же я до сих пор благодарна ей за то, что она не стала вставать между мной и отцом, пытаясь оттолкнуть нас друг от друга. С этим, как показала жизнь, мы справились самостоятельно.

После того как я вернулась в Благовещенск, тема отца отпустила меня. Я знала, что он жив, не бедствует и, кажется, вполне счастлив без меня. Да, почти ни на один из вопросов, мучивших меня последние десять лет, я не получила ответа, но эта поездка на Сахалин словно отрезвила меня. Я уже не была так зациклена на фигуре отца как раньше. Однако это вовсе не означало, что все мои проблемы разом решились. Некоторые из них были на поверхности. Несмотря на то что каждый подросток в какой-то момент считает себя уникальным и особенным, на самом деле он очень хочет принадлежать к какой-то социальной группе. Почти все мои подруги были из обеспеченных и полных семей. Наша же – не скажу, что сводила концы с концами, но я видела, как мама во многом отказывала себе, чтобы ее дочь не чувствовала себя ущербной и обделенной. По крайней мере, так было до появления отчима.