Иван Вологдин - Свингеры тоже люди

Павел неторопливо просыпался, медленно, через полудрёму возвращаясь в надоевшую реальность. Хороший, летний, лёгкий сон, наполненный звуками и запахами, неторопливо растворялся в сумрачном свете раннего, субботнего утра.

Снилась новая женщина. Горячая и страстная туземка, которая манила Павла за собой, весело насмехаясь над его нерешительностью примерного семьянина. Изменять Добрынин не хотел, однако ввиду последних обстоятельств сексуальный голод стал всё больше терзать его, кружа голову преступными мыслями о супружеской неверности.

Решиться на столь ужасный шаг мешала глубокая, духовная привязанность к своей женщине и большое чувство любви, которое медленно стало превращаться в простое родство душ и устремлений. Рутина, занятость, работа – три монстра, которые сгубили миллионы семей на планете Земля и вскоре, семья Добрыниных могла стать очередной жертвой этих ненасытных тварей.

Стараясь не разбудить Ирину, молодой человек сел на кровати, сладко потирая глаза, которые всё ещё отказывались фокусироваться на предметах в комнате – небольшом шкафу, двух тумбочках по бокам двуспальной кровати и нескольких горшках, в которых сидели большие, зелёные растения.

Всё-таки через силу заставив работать свою визуальную систему, вставая с кровати, полностью обнажённый мужчина, сверкнув в небольшом зеркале шкафа спортивной, рельефной спиной и крупными, подтянутыми ягодицами, поставил ступни на холодный линолеум и, собравшись с духом, решительно отправился к окну, взглянуть на погоду.

Зарождающийся день его не разочаровал. В этом году, осень в Сибири выдалась на удивление тёплой. Середина октября всё ещё могла похвастать стабильной, плюсовой температурой и почти полным отсутствием осадков, отчего и дни царили весёлые, красочные, с голубым отливом ясного, безоблачного неба.

«Унылая пора – очей очарованье», – мужчина вспомнил первую строчку стиха из творчества А.С. Пушкина, – «приятна мне твоя прощальная краса…»

Дальше, текст знаменитого стихотворения он не помнил, хоть в школе с упоением прочёл большинство стихов знаменитого поэта. Взрослая жизнь быстро искоренила юношеский романтизм души, вынудив стать брутальным и сильным мужчиной – надёжной опорой небольшой семье и примером для дочери.

Взор медленно гулял по привычной местности. Несмотря на внешнюю неказистость двора (три типовые, тёмно-зелёные десятиэтажки, поставленные буквой «П», нижняя часть которой замыкалась двухэтажным, оранжевым торговым центром из стекла и стали), осень зрительно скрашивала серо-бурые, унылые цвета кирпича и бетона.

Трава дано пожелтела и опала, съеденная ночными заморозками. Искрящийся, белый иней, густо накрыл тенистые газоны, и лишь ленивое солнце, встающее на фоне крыш частного сектора, могло растопить его ближе к обеду. Берёзы и тополя, несистематично разбросанные по двору между качелями и горками детской площадки, ещё могли похвастать густой жёлтой листвой, но тонкий ковёр опавших листьев, накрывший парковки и тротуары, явственно указывал на то, что хвастать красочной одёжкой древесным красавицам осталось недолго:

– Проклятая привычка вставать рано, – тихо пробурчал себе под нос Павел, и, отпрянув от подоконника, бесшумно обогнул двуспальную кровать в центре спальни, на которой тихо сопела красивым носиком, спящая супруга, с головой укутавшись в тёплое, фиолетовое одеяло.

Провернув круглую ручку и отворив дверь, мужчина вышел в тёмный коридор.

Спать мало и чутко – естественное умение человека, который несколько лет проработал в правоохранительных органах. Ночные и суточные дежурства, необходимость постоянно слушать радиоэфир и телефон, бессменно быть начеку, полностью сбили биологические циклы, награждая действующего офицера часами бодрствования посреди ночи и приступами сонливости в середине дня. Первая неделя отпуска пока никак не могла повлиять на этот сбой, поэтому Павлу приходилось мириться с данной привычкой, безропотно принимая правила игры, по которым играла бессонница.

Плохое настроение сняло как рукой, с первыми лучами солнца, которые, через окна пятого этажа, осторожно заглянули в маленькую кухню трёхкомнатной квартиры. Глоток растворимого кофе, закрепил позиции хорошего самочувствия и молодой мужчина, всё ещё не утруждая себя одеждой, с наслаждением согревал кожу лица, мягким теплом Солнца.

Он привык спать обнажённым и быстро приучил к этой особенности жену. Однако, последние годы, из чувства солидарности с Ириной и с появлением ребёнка он всё-таки, скрипя зубами, надевал трусы на ночь, заковывая довольно крупное достоинство в тянущий плен тканей. Лишь в три года, дочка Маша, стала спать самостоятельно в своей комнате и уже несколько месяцев не врывалась посреди ночи в родительскую спальню, терзаемая детскими кошмарами.

Ирина ещё опасалась снимать ночнушку, но Павел, сухо проанализировав количество визитов Маши в комнату за месяц, с наслаждением вернулся к прежней привычке, чувствуя полную свободу в неспокойном сне. Казалось бы, такая мелочь – наличие или отсутствие трусов. Но для молодого человека, которого суровая работа загоняла в узкие рамки морали и правил эталонного социального поведения, банальная обнажённость во сне являлась пределом мечтаний.

Ребёнок – великое испытание на прочность любой пары. Поэтому к рождению дочери семья Добрыниных готовилась ответственно, проходя курсы юных родителей и заранее подготавливая жилплощадь. Долгожданная хохотушка-Маша родилась в любви и росла в заботе, поглощая всё свободное время родителей. Дочка росла очень смышлёной и активной девочкой, поэтому с самого раннего возраста продвинутые родители старались всячески способствовать развитию ребёнка. Павел и Ирина, ненасильственно, в игровой форме, приучали Машу с двух лет к счёту, рисованию и чтению.

Помимо радости от того, что он стал папой, Павел узнал и иную сторону медали, связанную с появлением детей. С рождением Маши, некогда горячий и наполненный экспериментами секс с супругой плавно угас, растворяясь под наплывом новых, невиданных проблем ухода за ребёнком. Поначалу молодые родители ещё стремились насладиться друг другом, тихо и тайком, как школьники, встречаясь на кухне или в ванной во время короткого сна дочки. Тем не менее, частое прерывание процесса требовательным криком несмышлёного дитя, наложило свой отпечаток на сексуальную жизнь пары, сделав соитие пресным, обыденным и тихим. На данный момент всё либидо Ирины позволяло ей побаловать мужа раз-два в неделю, и только большая любовь и взаимоуважение партнёров, позволили им сохранить брак, без предательств успешно преодолев первые три года родительства, не срываясь в крик и истерики от неудовлетворённости в самой главной потребности.