Мира Моисеева - И тогда случится чудо

Прежде всего, хочу, чтобы вы представили себе эту колоритную личность, поэтому попробую его описать. Итак, мужчина лет 60–65, высокий, около двух метров роста, с удивительными васильковыми глазами, которые смотрят внимательно и весело, и как будто сразу приглашают к диалогу. Впечатление дополняют красивая седая шевелюра, плавно соединяющаяся с элегантной серебристой бородой. И вот однажды этот «айсберг», облачённый для полноты образа в белую куртку, появился в моей не очень большой московской квартире, и, казалось, сразу заполнил её целиком. Я сказала «айсберг», потому что как-то сразу было понятно, что его собеседнику дано было увидеть только небольшую внешнюю часть, а то, что скрыто от досужего глаза – Великая Тайна и Загадка. Интрига обострилась, когда этот человек заговорил. Дело в том, что один мой приятель, просивший меня о встрече, сказал, что ко мне приедет американский психотерапевт, и что зовут его Ник Боул. Но уже первые слова приветствия показали, что этот человек прекрасно говорит на хорошем литературном русском языке.

Я опускаю обычные для знакомства разговоры о погоде, о природе, о московских пробках и прочей ерунде. Мы встречались с Ником несколько раз и подолгу общались. И эти наши встречи высветили такую необычную судьбу и такую неординарную личность, что мне очень хочется и вас сделать участниками нашего общения.

Я уже сказала вам, что мой новый друг – американец по рождению и по месту жительства, теперь же добавляю, что он – русский по воспитанию, и человек МИРА по убеждению.

Как и у каждого человека, история Ника начинается ещё до его рождения. Его биологическая мама была молоденькой выпускницей колледжа, случайно забеременев, она поняла, что ей этот, ещё не родившийся человечек был уже не нужен. Она твёрдо решила, что отдаст его, но при этом для неё было важно, чтобы приёмные родители были людьми образованными, и её выбор остановился на семье юриста. Всё было хорошо до тех пор, пока не выяснилось, что родился мальчик, в то время как юрист и его жена хотели девочку. Они отказались от усыновления. Но в больнице был лист ожидания, и мальчика предложили следующей паре. Эти люди с радостью захотели взять ребёнка, они-то и стали приёмными родителями Ника. Усыновители мальчика были выходцы из России, так называемые эмигранты «первой волны». Его отец был из старинного дворянского рода Булатовых, Отца Ника, Георгия, ещё ребёнком родители увезли из России в 1918 году, вскоре после революции. В Америку попали не сразу, сначала скитались по Европе. Так как иностранцам было очень сложно выговаривать, а, главное, писать русские имена и фамилии, то пришлось их видоизменить, а, кроме того, у эмигрантов было естественное желание стать «своими среди чужих», вот и пришлось потомку русских дворян Георгию Булатову стать Джоржем Боулом. Ну, а его приёмному сыну надлежало стать Ником Боулом, так он был назван в честь своего деда Николая. Было необыкновенно приятно слышать, с каким теплом и любовью мой гость рассказывал о своих родителях, и было видно, что они действительно очень дороги и близки ему. Он был очень благодарен им за то, что, будучи людьми очень скромного достатка, они, буквально отказывая себе в очень многом, дали сыну прекрасное образование. Его приёмная мама, Анна Репнина, тоже, кстати, носительница столь же прославленной и древней фамилии, от своих родителей унаследовала любовь к русской литературе и истории, не растеряла этого на страшных ухабах эмиграции, и передала эту любовь сыну.

– Мой отец был замечательным человеком, – однажды стал рассказывать мне Ник. – Это он придумал девиз нашей семьи: «Живи каждый свой день так, как будто в последний раз».Будучи ребёнком, я эти слова, естественно, не понимал, но лет в тринадцать я как будто вдруг споткнулся об это высказывание, так оно меня впечатлило. И с тех пор, вот уже много лет, я спрашиваю себя по утрам: «А если бы сегодня был последний день моей жизни, стал бы я делать то, что собираюсь сделать сегодня?» И когда получаю отрицательный ответ, я знаю, что надо что-то менять. Понимаешь, можно по-разному относиться к смерти. Кто-то, может быть, её боится. Но для меня напоминание, что однажды я умру, оказалось самым сильным двигателем при необходимости делать выборв моей жизни. Потому что почти все внешние факторы: ожидания, гордость, стеснения, страх неудач, – всё исчезает при взгляде смерти в лицо, оставляя только нечто по-настоящему важное. Напоминание о том, что ты однажды умрёшь, на мой взгляд, самый лучший способ избежать мысли о том, что тебе есть что терять. Это откровение оставляет тебя обнажённым…

– Мне было 40 лет, – продолжал Ник, – когда у меня обнаружили рак. Меня просканировали в 10 утра, и результат подтвердил, что у меня рак поджелудочной железы. При этом доктор сказал мне, что, скорее всего, у меня такой вид рака, который лечению не поддаётся, и сообщил, что жить мне осталось не больше трёх-шести месяцев. Потом он посоветовал мне идти домой и привести все дела в порядок, что на докторском языке называется « подготовиться к смерти». Это означало, что мне надо попытаться рассказать своим детям всего за несколько месяцев всё то, что я надеялся рассказать им в течение следующих, скажем тридцати лет. Это означало, что всё нужно было организовать так, чтобы семье не пришлось без меня бедствовать. В общем, это означало – ПОПРОЩАТЬСЯ.

– Я жил с этим диагнозом целый день. Вечером этого же дня мне сделали биопсию. Я сам был под наркозом, но моя жена позже мне рассказала, что когда врачи рассмотрели клетки под микроскопом, они заплакали, потому что оказалось, что у меня как раз таки такой вид рака, который поддаётся лечению путём удаления. Мне сделали операцию, и я поправился.

– Тогда, впервые в жизни, я был так близок к смерти, как никогда… Пройдя через это, я теперь могу сказать с ещё большей уверенностью, что никому не хочется умирать. Даже те, кто хочет попасть в рай, не хотят для этого умирать. И, тем не менее, смерть – наш общий пункт назначения, и ещё никому не удалось её избежать. И это, вероятно, правильно, потому что СМЕРТЬ – лучшее изобретение ЖИЗНИ. Смерть очищает жизнь для нового. И даже когда я был молод, я никогда не забывал, что это – временно, что однажды и, может быть, совсем скоро, я начну стареть, под конец совсем состарюсь, и меня «уйдут». Но при этом никакого драматизма я не ощущал, у меня была только одна молитва, обращённая к Богу: