Анат Гарари - Рождение бабушки. Когда дочка становится мамой

© Anat Harari, 2006

© «Когито-Центр», перевод на русский язык, 2012

Элла стояла у входной двери и рылась в сумке, пытаясь найти ключ, как вдруг раздался телефонный звонок.

– Какого черта я опять поменяла сумку? – пробурчала она, вытаскивая записную книжку и кошелек, чтобы облегчить задачу шарящим в бездонных глубинах пальцам.

– Элла, тебе помочь? Ты не можешь найти ключи? – услышала она знакомый голос.

– В этой сумке никогда ничего нельзя найти, – отозвалась Элла, не поднимая глаз и не поворачиваясь к Далье, соседке из квартиры напротив, – а тут еще телефон звонит.

Далья, растерянная от неожиданной встречи, заметила:

– Я слышала, что твоя Эйнав родила, – и замолкла, смутившись, словно мать, ребенок которой только что пролил какао на новое кресло соседей.

Элла замерла, чувствуя, как вопрос подруги, которая давно перестала быть подругой, проходит через все слои одежды и впивается прямо в сердце; но уже через мгновение продолжила поиски и, наконец-то, вытащила ключ, который зацепился за красную расческу, лежавшую на дне бокового кармашка. Она, не задерживаясь, открыла дверь, еле слышно бросила «до свиданья» и вошла в квартиру, понимая, что от себя, как от Дальи, не спрячешься и что впереди еще один унылый, бесполезный вечер.

Вот уже несколько лет, как Элла избегает любой, даже мимолетной, встречи с Дальей, пытаясь уберечь себя от ее недоумевающего взгляда, никчемных расспросов, мучительных упреков и обоюдных обвинений.

«Она вечно взирала на нас с высоты своего семейного счастья, – думает Элла. – Она живет в мире, где царят порядок, надежность и покой: папа – мама – сын – дочка. Не то что моя жизнь: одни углы да выступы».

Дети Дальи старше ее Эйнав и давно оставили родительский дом, у каждого свои интересы, но при этом святость субботнего семейного ужина соблюдается беспрекословно. Еще сравнительно недавно каждую неделю Далья приглашала ее присоединиться к ним, и каждый раз она находила для себя какие-то неотложные дела или ссылалась на усталость, так что в конце концов ее оставили в покое.

«А может, мне все это показалось, – продолжает мысленный диалог сама с собой Элла, ополоснув усталое лицо и разглядывая себя в зеркале. – Может, нет в ее взгляде укора, а только сожаление и сочувствие, которые я не готова принять? Память о том дне, когда она оказалась со мной в больнице, на родах, и который связал нас, как мне казалось, на всю жизнь, растаяла. Да и вся моя жизнь растаяла, не оставив от меня той, прежней, и следа».

Ближе к вечеру Элла вышла на улицу подышать прохладой, навеянной морским бризом. Она и не заметила, как оказалась возле здания Дома матери и ребенка, мимо которого проходила сегодня уже дважды: по дороге на работу и с работы. Как обычно по вечерам, во дворе было людно и шумно.

«Может, и они сейчас здесь? Может, Эйнав заметит, что я ищу их, и окликнет, словно ничего не произошло: „Мам, привет! Что ты здесь делаешь?!“ – И я абсолютно спокойно отвечу: „Да так, вышла прогуляться перед ужином“.

А она скажет мне: „Вот, мам, познакомься: это Ротэм, мы дружим; ее сын и наша Инбаль одного возраста… Инбаль, иди сюда, солнышко, поздоровайся с бабушкой!“

И я прижму ее к себе, мою малышку, и все будет так обыденно и просто…»

Элла входит во двор, всматривается в лица. Она ищет темные волосы, собранные на затылке в хвост, но вдруг пугается: а что, если Эйнав подстриглась? И вот она уже переключилась на короткие стрижки, изучает каре, рассматривает распущенные волосы. Теперь она сосредоточилась на глазах, выискивает черные миндалевидные… И опять страх – страх наткнуться на такой знакомый ей взгляд… Нет, лучше уйти!..

На выходе она задерживается у доски объявлений, где выделяется одно – напечатанное на бланке ярко-голубого цвета:

Превращения

Дорогая мама!

Если ваша дочь готовиться стать матерью и вы хотите знать, что переживают другие в этот сложный период; если ваша дочь уже родила и вы только что стали бабушкой и хотите поделиться с другими вашими переживаниями, вы приглашаетесь принять участие в занятиях группы «Мамы мам».

Встречи будут проходить по вторникам с 20:00 до 21:30 в течение трех месяцев ( 12 недель ). Первое занятие – 1-го июля.

Для участия в занятиях группы необходимо пройти собеседование.

Информация по телефону…

– Мама мамы, – повторяет Элла вполголоса.

Невидимая рука как будто тянется к ней из объявления, зазывая ее. И Элла поддается, мысленно протягивает свою бледную руку и беззвучно проскальзывает на отведенное ей место. Она хочет быть частью этой группы, знает, что должна быть с ними, матерями-бабушками, которые встречаются, обсуждают новости, обмениваются впечатлениями, фотографиями, рецептами. Она еще раз перечитывает текст. Первое июля было позавчера, какая жалость! А ей так захотелось быть среди них, в их жизнерадостной компании, вновь стать частью того особого женского мира, о существовании которого она сама же и предпочла забыть.

«Я хочу быть мамой… хочу маму… до чего я докатилась?» Мысли путаются: кто она, мама, дочка?

Оторвав часть листка, где был написан номер телефона, Элла заспешила домой.

Нири испуганно шарит руками среди подушек, пытаясь как можно скорее найти телефон и «обезвредить» его прежде, чем он разбудит только что уснувшего Тома.

– Алло? – раздается из трубки неуверенный голос. – Я хотела бы поговорить с Нири.

– Да, я слушаю, – отвечает Нири. Что-то в этом незнакомом голосе заставляет ее произнести уже ставшую привычной фразу:

– Чем могу помочь?

– Помочь? – повторяет незнакомка со вздохом, но более свободно. – Не знаю. Меня зовут Элла, и я звоню по поводу группы.

– Группы? – на этот раз повторяет Нири, пытаясь по голосу угадать, к какой именно группе может относиться его хозяйка; и та поспешно добавляет:

– Я знаю, что первое занятие было позавчера, но я увидела объявление только сегодня. Я недавно стала бабушкой, как там и написано, и очень хотела бы присоединиться, мне это очень нужно…

Группа мам! Нири вспоминает уютную комнату на верхнем этаже Дома матери и ребенка, стены, окрашенные бледно-желтой и бледно-фиолетовой краской, и развешанные на них фотографии беременных женщин и младенцев, взволнованные лица женщин, сидящих кругом, их изучающие взгляды. Она ощущает румянец, который обычно покрывает ее щеки в минуты волнения, пока она ждет подходящего момента для начала беседы. Затем все идет гладко: каждая по очереди рассказывает о себе, как обычно на первой встрече, кратко и довольно скованно.