Сергей Каменский - Древние знания – на службе современности. Ancient knowledge – to the service of today

Анатолий Михайлович, очевидно, поверил этому самому американцу. И напрасно. В деловой по сути книге тот, в духе модной на Западе политкорректности, переиначил известную формулу Талейрана, Министра иностранных дел наполеоновской Франции. Там речь шла о львах и баранах. Ну не может ведь американец Коупленд – даже фигурально! – обитателей цивилизованного Запада назвать баранами. И так на Америку обижаются за высокомерие и махровый национализм во всем мире, верно?

Вернемся к теме – помня о «львах и баранах» и примеряя ситуацию к современным реалиям. Можно, наконец, приступить к формулированию и обоснованию ответа на главный вопрос: кто же нам лучше всего подошел бы во власть – так чтобы была польза большинству общества, верно? И на пост Президента и глав разных местных советов и мэров…

Но чтобы проверить, не изобретаем ли мы очередной велосипед, как часто делается самонадеянными и не в меру торопливыми людьми, обратимся, для верности,снова к забытому опыту древних мудрецов: конкретно, к Сократу.

В своей последней оправдательной речи на суде перед афинянами, несправедливо осудившими его на смерть (любимый ученик, Платон, назвал ее «Апологией Сократа»), он, кроме прочего, напомнил им, что в результате многолетних усердных размышлений он пришел к такому вот выводу: «…государством должны управлять не избранные по жребию – это может доверяться только выбранным специально для этого хорошим людям…».

Что-то здесь не то, скажут очень многие и будут отчасти правы: в таком виде это утверждение выглядит общим местом, понятным и без пресловутой сократовой мудрости. Но ведь дело в том, что во всей античной истории хорошее или достойное традиционно связывалось с понятием добродетели и добра: нехорошее, недостойное – со злом.

Сейчас такое понятие как добродетель практически исчезло из обиходного языка. Неотделимые от него по сути понятия совести, стыда, сочувствия, честности, чести, достоинства и долга остались, пожалуй, только в публичных речах, очень редких ныне на ТВ культурно-просветительских передачах, рассказах о жизни обездоленных да в церковных проповедях. На страницах приватизированной прессы, в тотально и умело биологизированных и сексуализированных теле– и радиоэфире, эти слова звучат редко и, очевидно, несколько диковато. Вянут они на гламурном фоне жизнерадостных призывов ловить свой шанс и рекламы – этого назойливого и не особо пристойного «двигателя прогресса». Что ж, еще с древности известно: какие времена, такие нравы.

Но наша сумасшедшая эпоха не исключение. Подтверждают это многие, к примеру, Эразм Роттердамский: «Стыд – это страх честности перед позором», а дополняет его Мишель Монтень: «Первый признак порчи общественных нравов – это исчезновение правды, ибо правдивость лежит в основе всякой добродетели». О том же размышляет Оноре де Бальзак: «Быть может, добродетель есть не что иное, как душевная деликатность». Очевидно, эти и все похожие мысли и выводы отражают различные грани многомерного, но целостного явления.

Понятие добродетели – пусть даже обобщенное и крайне трудно формализуемое строгими научными определениями – раньше, до нынешней бурной эпохи – интуитивно понималось большинством людей, во все времена и у всех народов. Хотя смысл в него вкладывается совершенно разный – зависящий не столько от ценностных ориентаций человека, сколько от национально-исторических традиций. Или, по науке, психокультурных особенностей конкретного этноса или народа, его стабильного «цивилизационного кода».

В нашем современном языке ближе всех к нему такие понятия: нравственность или мораль, нравственный или моральный человек. Действительно, такие определения как порядочность, порядочный, хороший, гораздо более неопределенны и многозначны – в каждом социальном слое свои.

(Чисто для разрядки, но тоже «в тему» показательный пример: в среде американских мафиози итальянского происхождения тоже есть, как известно, собственный, свято соблюдаемый «кодекс чести». Он включает не только закон «омерта» или молчания. Так, никто из своей или чужой «семьи» не скажет о себе или ком другом, что он «крутой» или нечто вроде этого: неприлично. Только «хороший человек» (“we are good people”). На обычном языке это значит, что он «замочил» по меньшей мере одного человека. Вот такая своеобразная, причудливо инвертированная и не человеческая мораль – по-простому, аморальность).

Продолжим наш анализ. Человеческий язык: не только средство общения и передачи эстафеты всей накопленной культуры по цепи поколений. Это еще и существующий многие столетия тонкий, эффективный и надежный фильтр, отделяющий случайные, пустопорожние, недолговечные слова от тех, которые наиболее верно отражают реальность. Они и остаются в живой речи народа. И здесь, как и в некоторых других характеристиках человека, как правило, две градации: моральный и высокоморальный, нравственный и высоконравственный. А вот отрицательная характеристика всегда однознозначна: аморальный, безнравственный.

Но давайте вспомним (чтобы не впасть в очередное типичное заблуждение), что и сама мораль может быть ооочень различной:

– индивидуальной, общественной или гипотетически, даже общечеловеческой;

– классовой, клановой, мещанской, революционной, религиозной (притом, у каждой религии своя!) и т.д.

Это наиболее общеизвестные ее подвиды. И все с очень сильно различающимися нормами и предписаниями – иногда как небо и земля, взаимоисключающими. Наши выводы подтверждает из 19-го века честный и язвительный Марк Твен: «Этика состоит из политической этики, коммерческой этики, церковной этики и просто этики».

Очевидно, наивысший, но крайне редко достижимый в реальной жизни эталон – мораль общечеловеческая – и ее столь же редкие носители. И скажем, для справки: этика – это наука, объектом изучения которой как раз и является мораль. Но в живом, обыденном языке оба слова стали практически синонимами, как и понятия этический, этичный, т.е. моральный, нравственный.

Как видим, в теории , даже с самими понятиями трудно разобраться (но вспомним – они отражают сущность, лежащую в самой глубине!). А в жизни еще сложнее найти согласие в оценке того, является человек нравственным или нет. Кому-то нравится человек, кому-то нет. «Всем мил не будешь», говорят в народе. А вот и подтверждения – от Аристотеля: «Друг всем – ничей друг» или «Кто нравится всем, не нравится никому» и Эразма Роттердамского: «Иметь много друзей – значит не иметь ни одного».

И никакие рейтинги, как принято сейчас, здесь не помогут, и голосование тоже не даст результата: вспомним, что выше говорилось о человеческой природе. Потому что люди не могут, как и в древности, договориться между собой, что такое – хорошо и что такое – плохо. (Об этом же из Древнего Рима Публий Теренций: «Сколько людей, столько и мнений»). Вернее, люди постепенно все-таки учатся, хоть и дорогой ценой – но, «по последним данным разведки», может не хватить исторического времени уже для всей цивилизации…