Людмила Образцова - Самоучитель по психологии

Еще более веским доводом считается существование профессиональных династий: это доказательство восходит как раз к изысканиям сэра Фрэнсиса Гальтона, который в своих исследованиях собрал немало примеров таких семей, в которых одаренность отличала представителей многих поколений. (Собственно, и сам он служил неплохим подтверждением этого феномена, если учесть, что столь много значивший для него как ученый Чарльз Дарвин приходился ему двоюродным братом, их общий дед был известный медик, поэт и философ Эразмус Дарвин, да и вообще эта большая разветвленная семья дала миру немало талантливых, несомненно, интеллектуально одаренных людей.)

Действительно, всем нам известны примеры таких династий: музыканты Бахи, актерская династия Самойловых, художники и зодчие Брюлловы, знаменитые цирковые династии – Кио, Дуровы, Запашные. Существуют династии биологов и математиков, финансистов и филологов, а уж о династиях медицинских и говорить нечего – порой кажется, что профессия врача и в самом деле передается по наследству, как цвет глаз и форма носа.

Помимо накопления и некоторой статистической обработки подобных данных, психологи, разумеется, проводили (и проводят) специальные исследования, касающиеся наследования конкретных способностей. Так, Ю. Б. Гиппенрейтер приводит пример одной из такого рода работ: исследователи изучали музыкальные способности детей, сопоставляя их с соответствующими способностями родителей. Основные результаты исследования оказались следующими:

На первый взгляд, полученные данные, как и все, известное нам о профессиональных династиях, подтверждают идею о наследуемости способностей. Но уже второго, чуть более вдумчивого взгляда достаточно, чтобы усомниться в этом. В самом деле, разве можно во всех этих случаях исключить воздействие среды, условий воспитания, развития, обучения? Ведь вполне очевидно, что в музыкальной семье ребенок с рождения окружен музыкой, и с высокой степенью вероятности можно предположить, что родители-музыканты особое внимание уделяют именно музыкальному развитию своего чада. То же самое относится и ко всем прочим династиям: в силу семейных традиций или же просто по причине своих личных склонностей и интересов родители создают ребенку условия, благоприятные для развития «семейных» способностей. Попросту говоря, они учат ребенка прежде всего тому, что лучше всего умеют сами.

Следовательно, данные, подобные приведенным выше, о «наследуемости» способностей на самом деле отражают не только генетический, но и средовой вклад: влияние и наследственности, и условий развития .

Для изучения проблем наследуемости/приобретенности тех или иных психологических свойств более надежным является близнецовый метод . Тут сама природа идет навстречу исследователям, предоставляя им уникальный материал для работы. Ведь однояйцевые близнецы имеют совершенно идентичный набор генов. Таким образом, можно сравнивать, например, насколько схожи между собой по каким-то параметрам дети с одинаковыми условиями развития, но несколько разным наследственным материалом (просто братья и сестры), и дети, идентичные и по условиям среды, и по наследственности.

Другой вариант – изучение однояйцевых близнецов, растущих в разных условиях (что бывает, например, в случаях развода родителей с разделением детей, при усыновлении близнецов в разные семьи).

«Близнецовые исследования» в определенной степени подтверждают генетические предпосылки способностей: у однояйцевых близнецов обнаруживается гораздо больше сходства в уровне тех или иных способностей, чем у «неодинаковых» братьев и сестер. Более того, даже разлученные в самом раннем возрасте близнецы, воспитывающиеся в очень отличающихся условиях, все же обнаруживают поразительное сходство по многим показателям (речь идет именно о выраженности тех или иных способностей).

По многим – но далеко не по всем. Более того, даже близнецы, живущие в одной семье, все-таки обладают далеко не идентичными способностями. Так что предварительно можно сделать вывод: наследственность играет роль в формировании способностей, но пока что мы не можем сказать, какую именно.

Посмотрим теперь на доказательства оппонентов – сторонников идеи, согласно которой определяющую роль в развитии способностей играет среда – условия жизни, особенности воспитания и обучения.

Начнем с нестрогих, но зато очень наглядных примеров – достижений великих педагогов, подчас собирающих вокруг себя настоящие плеяды одаренных учеников, весьма напоминающие профессиональные династии, но в основе их – не работа генов, а работа самих педагогов.

Одним из таких уникальных мастеров был японский музыкант-педагог Синити Судзуки . Главный его постулат гласил, что каждый ребенок талантлив. Талант не передается по наследству, он потенциально заложен в любом ребенке. Раскрытие потенциальных способностей зависит только от среды, в которой ребенок растет и развивается.

«Что касается врожденных задатков или наследственности, то я убежден, наследуются только физиологические особенности организма. С момента рождения все остальное зависит только от психологического влияния, которое оказывает на ребенка окружающая среда. Только этим определяются все его способности и таланты» ( Синити Судзуки ).

Судзуки обучал игре на скрипке совсем маленьких (3–4-летних) детей: на концертных выступлениях собиралось не несколько десятков, а несколько тысяч его учеников! По-настоящему выдающимися музыкантами стали среди них считанные единицы (то есть не больше, чем в среднем выделяется очень талантливых музыкантов среди обычных людей) – но все ученики Судзуки оказывались способными научиться играть на скрипке и получать от этого большое удовольствие.

Музыкальный слух очень часто считают сугубо наследственной способностью: он от рождения либо есть, либо отсутствует. Судзуки придерживался совсем другой точки зрения: он был твердо убежден, что слух можно развить у любого ребенка. Можно возразить: наверняка вы знаете либо по своему опыту, либо по опыту знакомых – у лишенных слуха родителей обычно и дети получаются такими же. Это ли не наследственность?

По мнению Синити Судзуки, проблема все же не в наследственности, а именно в опыте, который приобрел ребенок. Когда обнаруживается, что у него якобы нет музыкального слуха? Самое раннее – года в три-четыре, но обычно позже, лет в шесть-семь, когда его приводят на прослушивание в музыкальную школу. Но ведь к этому времени он уже успел многому научиться – в том числе и… немузыкальности.