Вячеслав Соснин - Современный терроризм. Социально-психологический анализ

Механизм формирования образа внешнего врага в соответствии с социально-психологической динамикой развития конфликтных отношений приводит к экстремальности противостояния и враждебности групп друг к другу с использованием насилия и развития конфликта по деструктивному руслу (Соснин, 1979; Deutsch, 1969). Параллельно усиливается процесс «моральной экскатегоризации» – исключения враждебной группы из категории homo sapiens, т. е. из «морального пространства», в котором ценности и стандарты применяются для регуляции взаимоотношений. В конечном счете, происходит полное исключение моральных регуляторов: уничтожение врага любыми средствами превращается в доминирующий принцип, который начинает восприниматься как правильный, оправданный и моральный.

Аналогичная эволюция происходит и в террористических группах. Например, идеологические движения, которые со временем превращаются в террористические, и те, которые приходят к оправданию использования терроризма, могут «стартовать» как чисто идеологические. Террористическая группа Бадера – Мейнхоф в Германии может служить ярким примером (подробнее см.: Reich, 1998). Один из ее лидеров, Ульрика Мейнхоф, начинала с участия в студенческих демонстрациях против размещения Соединенными Штатами ядерного оружия в Европе (Demaris, 1977). После формирования группы ее лидеры первоначально пытались использовать чисто политические акции. Однако, поняв, что их попытки изменить политические и социальные условия трудно осуществить, группа стала крайне радикализироваться и превращаться в террористическую организацию. Внутренняя динамика функционирования террористической группы способствует усилению радикализации. Для достижения определенного социального статуса она вынуждена прибегать к радикализации убеждений и использованию более экстремистских действий (McCauley Segal, 1989). Поскольку группа все более и более прибегает к использованию насилия, в групповом сознании ее членов идеологические постулаты «сжимаются» до одной точки – нанесение ущерба врагу становится высшей и единственной целью. У членов группы может формироваться фанатическая приверженность достижению главной цели – реализации постулатов идеологии путем разрушения оппонента. Фанатизм, по существу, означает, что конкретная цель приобретает высшую ценность, которая требует тотального подчинения и привязанности, а все другие цели становятся второстепенными.

Террористы-самоубийцы являются экстремальным примером того, как сама жизнь ставится в подчинение «величественной» цели, доминирующей в головах преступников. Процесс жертвования жизнью ради высшей цели усиливается и «психологически облегчается» тогда, когда общество в целом начинает высоко ценить и идеализировать жертвенность ради высшей цели. Религиозные убеждения могут вносить свой вклад в формирование установки жертвенности жизнью, когда лицо, совершающее самоубийство в процессе нанесения ущерба врагу, подкрепляется убеждением в том, что оно получит награду на небесах. Мистические убеждения могут доходить до такой степени, что человек, совершающий самоубийство, уверен в том, что он останется живым и не умрет. Таким образом, убеждения и идеология психологически объединяются в единый симтомокомплекс, который формирует динамику функционирования как больших, так и малых групп, совершающих акты насилия.

Молодых палестинских террористов-самоубийц (как и многих их сверстников из ряда этнических групп в регионе Северного Кавказа), по-видимому, привлекала внушенная им идея освобождения своей этнокультурной группы и достижения лучшей жизни, идея оказания поддержки своему более широкому культурному сообществу и даже своим семьям. После того как они принимают решение стать террористами-самоубийцами, они постоянно остаются в окружении других членов террористической группы, которые оказывают им психологическую поддержку и ограждают от внешних влияний, которые могли бы побудить их изменить принятое решение (подробнее о психологии террористов-самоубийц см. главу 6).

Терроризм в России имеет историческую традицию, проявившуюся в деятельности радикальных политических групп и движений царской России в XIX – начале XX в. (Будницкий, 2000, 2004); в межэтнических конфликтах, так называемых еврейских погромах (Кожинов, 2001); в исторических формах этнорелигиозного экстремизма и терроризма на Северном Кавказе в ходе Кавказской войны и после ее завершения (Добаев, 2003), а также в практике государственного терроризма после 1917 г.

Естественно, проблему терроризма в современной России нельзя отделять от общих тенденций современного цивилизационного развития: от изменения глобальной геополитической социально-экономической ситуации в мире после поражения Восточного блока в противостоянии двух сверхдержав мира и распада Светского Союза, что, несомненно, дало мощный толчок к обострению межэтнических, этнорелигиозных противоречий и конфликтов во всех регионах мира, включая Россию.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Обзор и характеристика ряда подобных террористических движений в Европе и других регионах мира, описание их групповой психологической динамики см. в главе 6 настоящей монографии, а также другие источники (напр, Reich, 1998).

Необходимо отметить, что на практике националистический терроризм зачастую трудно отделить от религиозного, так как первый обычно выступает под лозунгами последнего.