Владимир Тараненко - Полевые заметки визуального психодиагноста

К счастью, бизнес и прогресс позволяют адекватно реагировать на проявляемые сущности, если последние могут повысить эффективность прибыльности или продвижения, невзирая на жесткую догматику устоявшихся «научных» парадигм. Впрочем, в лингвистическом «пограничье» их может оказаться не так уж много. Тривиальный «научный» рассудок не привык опираться на рефлексивные ощущения и уж тем более – архетипного происхождения. Создалась парадоксальная ситуация: в век тотальной маркетинговой и социологической измеряемости мы так и не подозреваем, что значит место «сказуемого» в изречении. Это (забегая вперед) помимо психофонологии.

Рискнем вторгнуться в диковатые джунгли словесного творчества. Авось найдем тропы. Воспримите еще один раз парадокс: человечество добрый десяток тысячелетий явно что-либо проговаривает, но, в совершенстве владея речью, мы беспомощны перед психоанализом сего лингвистического дара. Тем не менее современный рекламный бизнес вовсю торгует слоганами и названиями – хотелось бы знать, почем и как покупаешь очередного «словесного» кота. Иными словами, до психоаналитического аудита по «неймингу» мы уже доросли. Во всяком случае, психовоздействие места слова вполне конкретно и объяснимо. Давайте попытаемся это проследить.

7.2. ПЕРВЫЙ – НЕ ЗНАЧИТ ОСНОВНОЙ

Местоположение начинается с диады, т. е. с двух слов. Одно из них окажется первым, другое – вторым. Казалось бы, что здесь непонятного: первое, оно и есть первое, а за ним, следовательно, – второе. Знаете, это как два истребителя в паре на боевом вылете, один из которых ведущий, а за ним в хвосте ведомый. Увы (или, может быть, к счастью?), наш мозг не работает линейно, подобно логической машине. И если уж «баловаться» словами, то мы это проделываем отнюдь не рационально, что и выразилось в правдивой пословице: «Язык мой – враг мой». Видимо, мы либо говорим нечто большее, нежели понимаем, либо – нечто иное. Чтобы понять истину высказываемого, нужна как минимум рефлексия, т. е. сопричастие и сопереживание момента сказания и сказанного. Ну а если вникнуть в суть словесного ряда, то можно сделать очень интересные выводы.

Начнем с того, что из двух слов в неком названии более весомым и значимым окажется именно… второе. (О, какая неожиданная легкая «пощечина» современному лидерскому устремлению везде, всегда и во всем быть только первым!) Ибо устоявшийся тысячелетиями лингвистический архетип работает по обратному принципу: доминантное слово окажется последним. За которым уже нет ничего, кроме паузы, то бишь пустоты. Благодаря чему, вполне возможно, последнее слово резко усиляется и воспринимается как окончательное. Своего рода, вердикт. А еще: базис, основа, корень. Есть поговорка: «Смеется тот, кто смеется последним». Но так же верно, что «последнее слово – закон». Видимо, бесконечно молоть словесную шелуху не получится, когда-то нужно остановиться и начинать делом подтверждать сказанное. Отсюда, возможно, в сложном названии последнее слово всегда психологически воспринимается как действительное и настоящее.

Ну а что в таком случае воспроизводит первое слово? Каков его психовнушаемый образ или воздействующий импульс? Наверное, как и в жизни: демонстрация, заявка, провокация, активация, разведка боем и… приверженность провозглашаемому идеалу. Иными словами, то, о чем страстно мечтается, мы почему-то подсознательно выносим на передний план, как своего рода флаг в руках отважных знаменоносцев. Заявка, она и есть заявка. Агрессивно атакующая, но по большому счету не всегда подтверждаемая, хотя и не безосновательная. Намек понятен: главный козырь позади и прима-номер пока придерживают для повышения заангажированности зрителя. Почитатели «первого места» будут слегка расстроены: во все времена в бою первые эшелоны нападающих бойцов рассматривали исключительно как расходный материал. Но с одним весьма существенным уточнением: те, кто сумели выжить в первых рядах, – далее далеко пойдут. В технологии современного психоанализа позволительно утверждать: слово, сказанное первым, стремится стать решающим, базовым и последним, то бишь – вторым. Наше подсознание здесь работает однонаправлено: от первого ко второму, но не иначе.

Подытожим наши выводы: в паре из двух слов названия первое будет заявительным, а второе – определяющим. При всем нашем субъективном желании они своими значениями не поменяются. Можно идти против логики и всецело уповать на убедительность имиджа, но нельзя – идти против природы разума. Давайте убедимся на примерах. Феноменология частного, или отдельного, восприятия как нельзя лучше излечивает от установочных предубежденностей.

Представим вполне зазывное название «СТУДИО ПОРТАЛ» и его обратный двойник «ПОРТАЛ СТУДИО». В данном случае попытаемся абстрагироваться от привычного ассоциативного ряда, тем более что у многих он будет сугубо индивидуален. Вот есть такое словосочетание в двух вариантах. Итак, в первом случае ведущим будет слово «портал»: нечто конструктивное, выносное и однозначно функциональное. Таким образом, в названии «Студио портал» главное все же – портал. Ну а «студио» – заявительный стиль того, что именуется «порталом», его промоушн-акция; внешний имидж, если хотите; наружная презентация и пр., что позволяет «порталу» представляться первоначально в формате «студио». Впрочем, «студио» – не просто выносная роль «портала». Во временном аспекте это – перспективный вызов, если хотите, развивающаяся потенция, но в подсознании читающего эти строки останется единый образ: «студио, которое подотчетно порталу, и он, портал, здесь – главный». Или, если хотите, «портал, который хочет и действует в стиле студио, но, по сути, является только порталом». Одним словом, как на эстрадной тусовке: те, кто заявлен под занавес, и как раз и есть «основными».

Двойных названий в логотипах превеликое множество – можно понять и поприветствовать рефлексию владельца своего дела, но нужно отдавать себе отчет, что всплывет «наружу». Легко понять, кто «главный» в восклицательном слогане «Viva, Мистер!». Ну конечно, он, «мистер», в честь которого так экспрессивно восклицают «Вива!». Ну, хорошо, потому что понятно и не возникает установочных возражений. Но ехидство жизненного опыта тут же подсовывает «мину»: а как быть с «Мистером Икс»? Здесь столь мощный образ «Мистера» однозначно пасует перед более значимым «Икс», т. е. все же некий господин по имени «Икс», а не наоборот. Скажете, все потому, что слово «икс» обладает какой-то особой притягательностью? Отнюдь нет, имидж «икса» здесь не умаляется, но и ни на йоту не относится к существу лингвистического психовосприятия. Как вам словесная пара «Город Зеро» (есть такой замечательный фильм режиссера Карена Шахназарова времен советской перестройки с Леонидом Филатовым в главной роли)? Слово «город» узнаваемо всеми без исключения и, возможно, вполне социально архетипно. Ну а «зеро»? Ведь, кроме посетителей казино, мало кто сознает, что это «нуль», но только на французском языке. Тем не менее словосочетание «Город Зеро» однозначно акцентуируется на последнем слове. Убедитесь сами, прочтя или произнося его. Забавно, не правда ли? Незнакомое слово оказывается доминирующим, потому что оно стоит на втором месте. Произнесите про себя «Зеро Город», и магия таинственного «Зеро» исчезнет. Есть – «Город», а то, что он «зеро», так все равно остается «городом». Что и есть суть. Зато «Город зеро» (даже в таком написании) начинает волновать и тревожить – что значит сие: «зеро»?! Подсознание не дает покоя: город только и потому, что он – «зеро»! Можно себя успокаивать, но лучше посмотрите фильм, где герой попадает в такую же ситуацию, что и читатель, запоздало задумавшийся: «Что это за город Зеро?».