Сергей Кара-Мурза - Манипуляция сознанием. Век XXI

«Преображенский жил в хорошей квартире и ел икру, а рядом люди голодали».

«У него была большая квартира, служанки, деньги, влияние, все, чего не имел пролетариат… У профессора нет очень честных убеждений. В рассказе он продолжает обогащаться, никогда не страдает. Поэтому я скажу, что, конечно, Преображенский ненавидит, не уважает и боится пролетариата не только потому, что электричество иногда гаснет, но также и важнее потому, что пролетариат грозит приятной жизни профессора».

«Отношение Преображенского к рабочему классу отталкивающее…».

«И тоже заметьте, как писатель рисовал разные характеры: пролетариев он описывал как неграмотных, отвратительных подлецов, а буржуазию он описывал как героев. Вот как манипулирует нами автор».

«Преображенский и Швондер похожи, так как оба хотели преобразовать природу человека, Преображенский – физически, Швондер – философски».

«Преображенский очень высокомерный и жестокий человек. Несмотря на то, что он сам (и мне надо добавить – без разрешения и Клима, и Шарикова) создал Шарикова, он не хочет отвечать за него».

«Он, кажется, подлец, но мы ему сочувствуем. Но вообще я считаю таких людей, как Преображенский, предубежденными подлецами. Он нехороший эгоистичный человек… Домком был, может быть, немного грубым, немного глупым, но они вообще хорошие, не злые люди».

Сочинения 1999–2000 учебного года показали существенный сдвиг в воззрениях студентов. Н. Покровская и А. Бабенышев пишут: «По мнению авторов сочинений, профессор Преображенский… не претендует на роль положительного героя, а является лишь одной из сторон в трудноразрешимом классовом конфликте. Различие между профессором и его врагами представляется не столкновением благородства с низостью, а лишь противостоянием хороших манер и невоспитанности.

Но главное, чем поразительны современные студенческие работы, – это отсутствием социальных эмоций» [24] Авторы статьи объясняют это так: «Взгляды гарвардских студентов 80-х годов демонстрировали не главное направление развития американского общества, а были лишь последними арьергардными стычками великой американской революции 60-х». Но для нас здесь важнее, пожалуй, не социальные, а этические оценки, а они не слишком изменились и к 2000 г. Студенты не считают Преображенского положительным героем и подчеркивают главный пафос повести – «принятие роли Бога человеком», точнее, человеком с элитарным мышлением. .

«Булгаков отказывается нам дать простую идеологию, а создает сложное изображение русского общества сразу после революции… Но Булгаков также издевается над Преображенским – представителем старого мира… Одним словом, Булгаков описывает старый мир как место, полное несправедливостей, где сильные и богатые имеют власть, а бедные и слабые страдают, как Шарик в начале рассказа».

«Мне страшны люди, которые хотят сделать работу Бога, – это опасно. И поэтому когда профессор не чувствует ответственности за результаты своей работы, мне не нравится это».

«Явной и важной темой рассказа «Собачье сердце» является принятие роли Бога человеком. Оттенки Фауста и Франкенштейна мы видим у профессора и у советской власти».

Не будем углубляться в проблему изменения взглядов американских студентов. Для нас важен уже тот факт, что в 1989 г. значительная часть советской интеллигенции охотно приняла метафору «Шариков» для обозначения «пролетария» (шире – «совка») и метафору «профессор Преображенский» для обозначения идеального «интеллигента». А студенты Гарвардского университета в США отвергли и обе эти метафоры, и этические нормы «интеллигенции».

Сильным манипулирующим воздействием обладают метафоры, которые воспринимаются не как аллегории, а как понятия, обозначающие вполне реальные сущности. Это явление гипостазирования рассматривалось в гл. 5. Осознание образованными людьми гипостазирования как дефекта их мышления затрудняется кажущимся парадоксом: именно крайне рационалистический тип мышления, давшего человеку главный метод науки, при выходе за стены лаборатории может послужить средством разрушения логики (рациональности). Крупный современный экономист Л. фон Мизес предупреждал: «Склонность к гипостазированию, т. е. к приписыванию реального содержания выстроенным в уме концепциям – худший враг логического мышления».

Вот видный деятель пишет в 1990 г. о необходимости «реально оценить наш рубль, его покупательную способность на сегодняшний день». Предлагаемый им метод абсурден (хотя многие его принимали тогда за разумный): «Если за него (рубль) дают 5 центов в Нью-Йорке, значит он и стоит 5 центов. Другого пути нет, ведь должен же быть какой-то реальный критерий».

Рассуждение этого деятеля иррационально. Почему «другого пути нет», кроме как попытаться продать рублевую бумажку в Нью-Йорке? Только потому, что этот деятель придает реальный смысл своей утопической вере в то, что доллар есть абсолютный вселенский измеритель стоимости. Но кому был нужен рубль в Нью-Йорке в те времена? А реальная ценность рубля на той территории, где он выполнял функции денег, была известна – 20 поездок на метро. Это и есть реальный критерий, которого люди не хотели видеть.

То есть рубль был в СССР эквивалентом жестко определяемых, осязаемых ценностей – количества стройматериалов, энергии, машин, рабочей силы и других реальных средств, достаточного чтобы построить и содержать «частицу» московского метро, «производящую» 20 поездок. В Нью-Йорке потребная для обеспечения такого числа поездок сумма ресурсов стоила 30 долларов.

Гипостазирование и расщепление логики усиливаются, когда манипуляторам удается найти эстетически привлекательную метафору. Удачной стала метафора «деревянный рубль». Бывало, что человек на бензоколонке наполнял бак бензином за три рубля – и при этом проклинал наши «деревянные».

На интенсивное творчество метафор антисоветскими идеологами оппозицияво время перестройки не ответила практически ничем, кроме тяжеловесной ругани. Три сильные метафоры, направленные против демократов, были даны диссидентами самих демократов. Это метафоры «Великая криминальная революция» С.Говорухина, «Мы целили в коммунизм, а попали в Россию» А.Зиновьева и «Убийство часового» Е.Лимонова.

Но, если разобраться, все они разоружают оппозицию, их внутренняя противоречивость – в пользу демократов. Возьмем афоризм Зиновьева: ведь он означает, что Россия и коммунизм – две разделенные сущности, так что можно целить в одно, а попасть в другое. Плохо, мол, прицелились, надо бы получше – и Россия осталась бы цела (на деле это все равно что сказать: целился в шинель, а попал в сердце).