Леонид Млечин - Евгений Примаков. Человек, который спас разведку

10 декабря Горбачев вновь собрал ближний круг – Александра Николаевича Яковлева, министра внешних сношений СССР Эдуарда Амвросиевича Шеварднадзе, московского мэра Гавриила Харитоновича Попова, главу союза промышленников и предпринимателей Аркадия Ивановича Вольского, Григория Ивановича Ревенко, руководителя своего аппарата, Егора Владимировича Яковлева, нового председателя Гостелерадио, и, конечно же, Бакатина с Примаковым,

Горбачев сказал, что получил распоряжение о переводе управления правительственной связи под юрисдикцию России. Как быть?

Помощник Горбачева Георгий Хосроевич Шахназаров резко ответил, что это переворот, что завтра придут опечатывать кабинеты. Примаков спокойно заметил:

– У вас нет никаких силовых возможностей помешать действиям российского руководства. На армию не опереться. Международные силы будут взаимодействовать с республиками.

Иначе говоря, Примаков предлагал Горбачеву примириться с неизбежностью. Сам Евгений Максимович не собирался конфликтовать с российской властью.

А как после нескольких месяцев совместной работы оценивали Примакова сотрудники разведки? Вот что я услышал от тех, кто в те годы работал в Ясенево:

– Всем понравилось, что он стал называть себя директором, а не начальником. Само отделение от КГБ было хорошо воспринято. И то, что он потом воспрепятствовал вливанию разведки назад в общую структуру госбезопасности, – за это ему тоже спасибо. Разведка – все-таки не часть репрессивного аппарата.

И то, что он воинское звание себе не присвоил, тоже было хорошо оценено. Люди каждую звездочку годами добывают, а тут ни дня не проработавший в разведке начальник сразу получает генеральские погоны… Это было расценено как поступок серьезного, солидного человека. Погоны в его положении – детская шалость.

Разведчики согласились с тем, что во главе разведки не обязательно должен стоять профессионал, который знает все эти забавные дела – как от наружки уходить и с агентами тайно встречаться. Нужен политик с широким кругозором и с авторитетом у высшего руководства страны.

Примакову были благодарны за то, что кадровых чисток он не проводил, все вверх тормашками не переворачивал, а, напротив, способствовал консолидации и без того крепко сбитого аппарата. Принимая кадровые решения, он всегда советовался со своими заместителями. Иногда и шире был круг тех, с кем он обсуждал кандидатуру – это зависело от того, на какую должность искали кандидата.

Даже близкие к нему люди не знали, принял ли он уже заранее решение и заместителей собирал всего лишь для проформы? Или же, наоборот, собирался целиком довериться мнению коллег? Но ритуалу этому он придавал большое значение. А может быть, это и не ритуал вовсе. Совета он спрашивал всегда и выслушивал внимательно. И только в самый крайний момент, если на него кто-то крепко жал, он мог сказать:

– Ну, разрешите мне быть директором!

Мягко так… «Разрешите»…

Он звонил своим коллегам – например, заместителям, начальникам департаментов:

– Добрый день. Это Примаков.

Всегда представлялся. Как будто его по голосу не узнали бы. Потом спрашивал:

– У вас минуточка есть? Вы не очень заняты?

А ведь большинство руководителей считает: если я звоню, то надо все бросить. Какие уж там дела, если директор звонит! У Примакова не так. Он воспитанный человек.

Он сразу показал, что считается с ветеранами службы. Они в Ясенево уже не работают, свободны от воинской дисциплины и могут резко высказываться – кто в силу возраста, кто в силу того, что не сложилась карьера. Но Примаков не считал, что раз в ассоциации ветеранов состоят люди вчерашнего дня, так и нечего с ними разговаривать, время тратить. Он собрал бывших руководителей разведки, заместителей, бывших начальников крупных подразделений, говорил с ними, совета спрашивал. Может быть, и это ритуал. Но в службе оценили, что он считал это необходимым. Евгений Максимович создал Совет ветеранов Службы внешней разведки и поставил во главе Александра Титовича Голубева, который был начальником разведки в КГБ РСФСР и получил погоны генерал-лейтенанта.

В Ясенево есть несколько залов для собраний – зал на сто мест, зал на триста мест и зал на восемьсот. В зале на восемьсот человек в прежние времена устраивались партийные конференции. В перестроечные времена там стали собирать разведчиков послушать приезжавших в Ясенево депутатов – необычная для офицеров была форма общения.

И вот на каком-то общем для разведки мероприятии в зале на восемьсот мест Примаков произнес речь, которая согрела сердце коллектива. Он говорил:

– Наши с вами заботы, наши задачи, в нашей среде, надо действовать нашими специфическими средствами…

Когда он применительно к какому-то решению правительства сказал: «в нашей среде это могло бы найти поддержку», зал зааплодировал. Примакова уже считали своим.

Но в том, что Примаков справится с должностью начальника разведки, президента Ельцина пришлось убеждать дважды. В первый раз – когда Примакова назначали. Тогда сумел настоять на своем Вадим Бакатин, да и мнение Горбачева еще что-то значило. Во второй раз – в конце 1991 года – судьба Примакова была в руках его многоопытных подчиненных.

Если бы устроенное Ельциным обсуждение личности начальника разведки происходило в советские времена – ясно, ему бы пропели аллилуйю! Но в тот момент открытости и гласности все понимали, что можно говорить все, что угодно, и это будет прекрасно воспринято российским президентом.

В революционные периоды всегда звучит команда: «Огонь по штабам!». Желание подчиненных избавиться от косного и реакционного начальника было бы воспринято на ура. Тем более Ельцин дал понять, что у него есть другие кандидатуры. И он вполне был способен сразу же с треском снять директора, которым недовольны. Так что этот день вполне мог стать последним днем работы Примакова в разведке.

Первым выступил заместитель директора Вячеслав Иванович Гургенов. Он встал и сказал прекрасные слова о Примакове. Они были хорошо знакомы, Гургенов ездил вместе с Примаковым в Ирак во время первой войны в Персидском заливе. Тогдашний первый заместитель начальника разведки Вадим Алексеевич Кирпиченко, ныне тоже уже покойный, произнес большую и аргументированную речь в пользу Примакова. Кирпиченко знал Примакова еще по институту востоковедения, где они вместе учились.

Потом точно так же говорили и другие. Выступило примерно двенадцать-пятнадцать человек. Все единодушно поддержали Примакова. Борис Николаевич, уловив настроения, охотно присоединился к общему хору.

– Да, и у меня такое же отношение к Евгению Максимовичу… Мне советовали… его заменить, но я не буду этого делать. Он меня никогда не подводил… Даже в те тяжкие времена… времена опалы он был одним из немногих людей, кто мог мне руку протянуть, поздороваться, улыбнуться и поговорить… Я такие вещи не забываю, – многозначительно заключил президент.