Георгий Бовт - Есть ли жизнь после Путина

С другой – бюрократию пытаются задобрить все более щедрой финансовой поддержкой. На фоне явно проступающих экономических трудностей эти меры по повышению доходов бюрократии не имеют прецедентов в мире и уж точно не будут способствовать мобилизационному сплочению общества. Даже если такой ценой удастся купить лояльность этой категории населения, то можно ли превратить эту лояльность в эффективный мобилизационный ресурс?

Альтернатива такому ресурсу (бюрократии как квазипартии) в реальности одна. Это появление на российской сцене людей типа тех, что сражаются сейчас за смутные идеалы (так они выглядят в глазах обывателей) «русской весны» в Донбассе. И тогда возникает развилка. Либо Путин обуздает, если надо, выхолостит или даже возглавит эти силы. Либо он превратится в «доброго дедушку Гинденбурга».

В обоих случаях через несколько лет мы окажемся уже в другой стране. Перед лицом таких перемен лучше всем – и Москве, и Брюсселю, и даже Вашингтону – как-то договориться по Украине. И хрен с ним, с пармезаном.

2014 г.

«Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему», – писал Толстой в начале своего романа, который, возможно, еще постигнет судьба новосибирского «Тангейзера», но мы не об этом.

Каждая страна, подпавшая под санкции, тоже «несчастлива по-своему». Посмотрим на Иран. Возможно, его опыт в чем-то нам пригодится.

Иран живет под американскими санкциями с 1980-х годов, в наиболее жестком виде они были наложены с 2012 года, когда был резко ограничен экспорт иранской нефти, страну отрезали от мировой финансовой системы.

Санкции, наложенные на Россию, жалкое подобие антииранских.

Иранской экономике нанесен существенный ущерб. Уже в 2013 году падение ВВП составило 5 %, в 2014-м – рост на 1 % (данные доклада Исследовательского управления конгресса США). Иранская экономика была бы на 15–20 % больше, если бы не санкции последних лет. Безработица составляет от 13 до 20 % (по разным источникам), инфляция в марте достигла 25 %. Падение производства автомобилей упало за два года с 1,6 млн штук на 40 %. Экспорт нефти сократился с 2,5 млн баррелей в сутки в 2011 году (общая добыча была 4 млн) до 1,1 млн в прошлом (из добываемых 2,6–2,8 млн). Ее прекратил покупать ЕС (закупавший 600 тыс. баррелей в сутки).

Индия и Китай, на которые мы так рассчитываем, также сократили закупки иранской нефти на треть. Хотя КНР остается крупнейшим покупателем иранской нефти, она сотрудничает с США в части ограничения доступа Тегерана к конвертируемой валюте. На этот счет США ввели отдельные санкции 6 февраля 2013 года, предписывающие платить Ирану за нефть в основном в его же валюте (вопреки распространенным у нас представлениям, продавать нефть за нацвалюту – это в данном случае наказание).

Иран может получать за нефть в валюте не более $700 млн в месяц плюс $65 млн целевым назначением для оплаты обучения иранцев за границей. Китай предпочитает расплачиваться с Ираном товарами – одеждой или продукцией машиностроения (например, вагонами для метро). Те китайские фирмы, которые заключили контракты с иранцами в области энергетики, передали их местным компаниям на субподряд либо не ведут работ. Американцы сделали исключение для газодобывающих проектов Ирана. Например, для разработки месторождения Шах-Дениз на Каспии (где участвует также «ЛУКойл»).

Валютный дефицит привел к жесткому ограничению импорта, начиная от автомобилей и кончая мобильными телефонами. По этим позициям «товаров роскоши» он фактически прекращен. Из 100 млрд золотовалютных резервов Ирана 80 млрд «заморожено» за границей. Доля «плохих» долгов в иранских банках достигает 30 %.

Достигли ли санкции декларированных целей?

В упомянутом докладе конгрессу признается, что точно не достигли в части сокращения влияния Ирана в регионе: он продолжает поддерживать дружественные ему группировки, начиная от «Хезболлы» в Ливане и кончая хуситами в Йемене. Деньгами и оружием. Несмотря на трудности с импортом современных вооружений и продукции двойного назначения (до недавних пор – даже запчастей для гражданской авиации), в стране налажено производство старых образцов. Иран производит ракеты малой и средней дальности, крылатые ракеты, покупая ряд вооружений (например, подлодки) у стран, не подчиняющихся санкциям, таких как КНДР.

Санкции не сказались на режиме.

«Оттепель», якобы наставшая с избранием президента Рухани, весьма относительна. Главное, что Иран, не изменивший политику, которую США называли «поддержкой международного терроризма» (за что были наложены первые санкции), не свернул и ядерную программу. Нынешнее соглашение во многом базируется на его условиях. США пошли на смягчение, чтобы добиться сотрудничества с Ираном в ряде горячих точек региона (в Ираке, Афганистане, Сирии и т. д.), а заодно разыграть «иранскую карту» против Москвы.

Вместо 1,5 тыс. центрифуг по обогащению урана, имевшихся у Ирана несколько лет назад, сегодня есть 19 тыс., из них работают почти 10 тыс. Речь идет о сокращении их числа примерно до 6 тыс., хотя раньше США настаивали на нескольких сотнях. Иран отстоял право на обогащение урана (в «мирных целях») и сохранит все ядерные объекты, включая особо защищенный, хотя обещает их перепрофилировать, отказавшись от производства оружейного плутония. В лучшем случае это очень ограниченные результаты действия санкций.

Это подтверждает другую закономерность. Санкции, как подсчитали в свое время (G.C. Hufbauer, J.J. Schott, K.A. Elliott, B. Oegg, «Economic Sanctions Reconsidered», Washington, 2007), оказываются действенными лишь в трети случаев. Относительно большая эффективность наблюдается тогда, когда они применяются против режимов, где правит некая коллективная хунта. Там можно сыграть на трениях между разными ее фракциями, там режим более чувствителен к ущербу тем или иным институтам (например, военным).

Почти всегда бездейственны санкции против персоналистских режимов. Тамошняя элита «в испуге» сплачивается вокруг вождя, внутриэлитные «измены» невозможны в силу жесткого контроля, происходит сплочение нации вокруг правителя.

В таких странах «вождь» предпочитает отчаянно идти до конца, не имея возможности отступать (некуда, а альтернативных сил, с которыми имело бы смысл о чем-то договориться, нет). Эта закономерность прослеживается даже на примере латиноамериканских стран, которые «под боком» у США и к которым санкции применялись часто (их анализирует Уильям Уолдорф в одном из последних номеров журнала Political Science Quarterly, «Sanctions, Regime Type, and Democratization: Lessons from US – Central American Relations»).

Иранский режим можно отнести если не к персоналистским, то к режимам, где все равно «сплоченность общества» высока (минимум межфракционных трений по ключевым вопросам, как и при любом персоналистском режиме). Она покоится на идейно-религиозной (и антизападной) основе. В этом смысле угроза элитарных «измен» тут тоже минимальна.