Ольга Маховская - Соблазн эмиграции, или Женщинам, отлетающим в Париж

Интегративно [94]настроенные женщины ищут выходы за пределы устойчивых культурных предписаний, беря на себя ответственность за своих детей. Но было бы наивно полагать, что сама по себе высокая мотивация матери и интуитивная установка на согласие снимает все проблемы по воспитанию детей в ситуации, адской по своей тяжести.

Проблема, однако, в том, что в обществе продолжает культивироваться тип несчастной, инфантильной женщины. С этим постоянно сталкиваешься, когда анализируешь трагические истории наших мам-эмигранток.

В этой связи вспоминается принципиальная позиция классика психоанализа Карен Хорни: «Мнение о том, что женщины – инфантильные создания, живущие эмоциями, и поэтому не способны к ответственности и не вынесут независимости, – результат работы маскулинного стремления снизить самоуважение женщин. Когда мужчины приводят в оправдание этой установки довод, что множество женщин на самом деле соответствуют такому описанию, мы должны задуматься, не культивируется ли именно такой тип женщины проводимой мужчинами систематической селекцией. Еще не самое худшее, что величайшие умы от Аристотеля до Мебиуса затратили немало энергии и интеллектуальных усилий на доказательство принципиального превосходства маскулинности. Что действительно плохо – это тот факт, что хлипкое самоуважение «среднего человека» заставляет его снова и снова выбирать в качестве «женственного» типа именно инфантильность, незрелость и истеричность и тем самым подвергать каждое новое поколение влиянию таких женщин» [95].

Похоже, что российская диаспора в Париже, несмотря на свою немногочисленность, не является монотонным образованием. Она устроена в виде децентрализованной сети. Эмигранты живут замкнутыми кругами, встречаясь в основном по воскресеньям – в своих приходах [96]или клубах [97]или просто приходя друг к другу в гости.

Люди осваивают определенную нишу и в дальнейшем не развивают свои контакты. Один из удивительных феноменов – эмигранты не только не знают друг друга, они не знают, какие реально возможности предоставляются для воспитания и образования их детей в Париже. Почти в самом начале своей экспедиции я встретила маму одиннадцатилетнего мальчика, работающую няней в семье более состоятельных русских эмигрантов. Эта красивая зеленоглазая женщина пребывала в убеждении, что стоит ей объявить о том, что ее сыну нужно ходить в школу, их тут же выдворят из страны. Реальный инициатор эмиграции, друг-бизнесмен, сам жил в Москве и уже в течение года обещал, что бизнес завершится и он приедет к ним. Чтобы уехать со своим другом во Францию, «взявшись за руки», женщина развелась с мужем и продала свою квартиру. Я не знаю, как сложились их личные взаимоотношения с потенциальным мужем, но я была искренне рада спустя год в очередной экспедиции встретить парня в школе при посольстве, куда принимали всех русских детей, невзирая на статус [98], и куда я настоятельно советовала обратиться моей собеседнице.

На самом деле не было никаких проблем отправить ребенка в обычную французскую школу. Для этого нужно было только поручительство кого-то из французов или командировочные документы. Конечно, органы правопорядка должны препятствовать нелегальной эмиграции, но в целом политика государства, в котором каждый пятый житель – свежий эмигрант, довольно лояльна по отношению к ним. Она направлена на ускоренную ассимиляцию [99].

Во Франции существует система так называемых CLAD-классов для детей-эмигрантов. Ребенок в начале обучается языку в специальных дополнительных классах, а потом постепенно переводится в обычную школу. В самом начале проводится тестирование общих познавательных способностей ребенка, а также уровня и потенциала в усвоении языка. Вот и все. Никакой особой платы или других требований. Наши люди часто слишком хорошо помнят суровый контроль, который царил в ортодоксальной советской школе, и, кажется, до сих пор сохранили ужас перед строгими учителями.

Преподавание на русском языке реально ведется в трех школах – двух церковно-приходских и школе при посольстве России. За последние годы основной состав учеников перетекает в школу при посольстве, которая была открыта в 1998 году. В 1999-м из-за отсутствия учеников году была закрыта воскресная школа при Церкви Введения во храм Пресвятой Богородицы. Наиболее посещаемой русскими по происхождению детьми является церковно-приходская школа при Церкви Трех Святых [100]. При ней же существует лагерь в Нормандии, поддерживаемый, как и сама школа, Московским патриархатом [101]. Занятия в школе при посольстве России ведутся по средам, где дети в заочной форме могут освоить программу средней школы, как если бы они учились в Москве. Такая форма обучения весьма напряженна, поскольку ребенку приходится осваивать программу французской школы и российской одновременно. К старшим классам только 10 % детей, которые намереваются остаться во Франции, продолжают занятия по средам.

Существуют и привлекают до сих пор незначительную часть молодежи кружки, клубы, движения типа «Витязь», «Сокол», «Русские скауты во Франции». Однако общение среди подростков происходит в основном на французском языке, который более удобен и понятен для детей. Наиболее активным оказывается движение скаутов, которое, как известно, вернулось в Россию (его организации существуют в крупных городах – Москве, Петербурге, Нижнем Новгороде, Самаре и др.), было поддержано М. Горбачевым и оказалось единственной молодежной организацией, противостоящей национал-патриотическим военизированным бригадам. Однако в самой Франции религиозные и патриотические движения наряду с православными приходами направлены на поддержание российской групповой идентичности и не определяют формирование у молодежи социальных навыков. Многие дети, участвующие в ритуальных событиях эмиграции (Рождество, Масленица, Пасха), с уверенностью говорят, что они – французы, но православного исповедания – как их родители. В Париже я познакомилась с двумя семьями, в которых французские отцы приняли православие и ставшие активными прихожанами.

В последние годы во Франции открылись сотни культурных ассоциаций. Их деятельность носит в основном коммерческий характер. На 31 августа 1994 года было зарегистрировано 532 ассоциации, чья деятельность имеет отношение к бывшим гражданам Советского Союза. Причем три четверти этих ассоциаций были открыты в течение 1991–1994 года. Активность этих ассоциаций мало отвечала тем целям, которые ими декларировались. Часть ассоциаций возникла в результате распада известной ассоциации «Франция – СССР» в 1992 году, они работают теперь под новыми названиями.