Сергей Якуцени - Политическая экология

В Палате лордов заседали шестьсот наследственных аристократов. Чтобы обеспечить себе их лояльность, правительство охотно предоставляло этим далеко не бедным людям различные синекуры.

Ценз для избрания в Палату общин составлял 600 фунтов годового дохода с недвижимости для представителей из сельской местности и 200 фунтов – для представителей от городов. Реально быть избранными на 7 лет могли лишь 2 % мужского населения Британии.

Депутатские места продавались и покупались, на них была установлена определенная такса. Ее поднимали вернувшиеся из Индии «набобы» (испорченное «наваб»): новые богачи располагали деньгами и охотно вкладывали их в место в парламенте. Один из основателей Британской Индии Роберт Клайв привез из Индии грандиозное по тем временам состояние почти в миллион фунтов стерлингов.

При Георге I (1714–1727) стоимость депутатского места оценивалась в 1 500 фунтов стерлингов. При Георге III (1760–1820) стоимость возросла до 2 000.

Правительство подкупало и членов Палаты общин, но им не давали должностей, а устанавливали пенсии и единовременные выплаты. В 1739 г. на жалованье правительства находилось до половины членов палаты общин (около 300 человек), на каковые цели потрачено около 200 000 фунтов – свыше 1 300 фунтов за год на члена Палаты общин.

Невероятных масштабов достигало казнокрадство. Министерский пост был вернейшим способом обогатиться.

С другой стороны, правительство старалось жестко принудить «нижние 85 %» англичан к практически даровому труду.

Законы под страхом жестоких наказаний воспрещали беднякам самовольный переход из одного прихода в другой, т.е. то же самое, что и крепостное право в России. Если предприниматели просили об этом, приходские власти сами «поставляли» им нужное число людей.

Ставки заработной платы в каждом приходе устанавливали мировые суды. Повышать их было категорически запрещено под угрозой больших штрафов.

Особенный спрос в промышленности был на детей бедняков, которых в самом раннем возрасте отрывали от семьи и которым платили в два – два с половиной раза меньше чем взрослым. Смертность в казармах для детей на шахтах достигала 30–40 % в год.

Самовольно покидающих свой приход пороли плетьми, и заточали в специальные «работные дома»: тюремный режим, каторжный труд, раздельное проживание полов. Все это мастерски описано Чарлзом Диккенсом.

Каторга в Англии того времени – страна чудес. Считалось, например, будто в Австралии удивительный климат: волшебным образом он делает каторжников честными людьми. Но большинство отправленных в Австралию каторжан по сути не были преступниками – многие совершили столь незначительные преступления, что и говорить них несерьезно. Но по английским законам того времени кража любого имущества более чем на 6 пенсов (одна сороковая, 2,5 % фунта) каралась смертной казнью. Менее – каторга. Других отправляли за бродяжничество – то есть за то, что были нищими и безработными.

Эпоха «дикого» капитализма. Во многих странах она продолжается и сейчас.

С конца XVIII в. стремительно растут новые промышленные центры – Манчестер, Бирмингем, Ливерпуль, Лидс и другие. В основном, это грязные, неблагоустроенные города, где огромные пространства занимают промышленные зоны и районы типовой малоэтажной застройки, однообразные и неудобные для жизни.

В 1900 г. 90 % британцев снимали жилье. Теснота неописуемая, по 5–6 человек в комнате. На вопрос отца, «где мама», шестилетняя девочка ответила: «В помещении» 80.

Жизнь в городах непрестижна… В сельской же местности престижна жизнь не крестьянина, а скорее обеспеченного горожанина. Сельская Британия пустеет, там образуются «пустоши» – районы, откуда почти все население ушло в поисках работы.

К 1800 г. в Англии возникло 56 «гнилых местечек» – округов, где проживает совсем мало избирателей, но от каждого из которых по традиции выбирается столько же депутатов, как и от крупных городов. Тамошние жители могли довольно выгодно торговать своими голосами… От местечка Ганитон члена парламента выбирали 350 человек; каждому из них полагалось в разное время от 5 до 15 фунтов. В местечке Грампаунд жило всего 42 человека, и они тоже посылали в парламент депутата. Их голоса стоили подороже – по 70–80, а к концу XVIII в. и по 350 фунтов.

Промышленный переворот поставил Британию на грань новой гражданской войны. Крестьяне сопротивлялись огораживаниям. Петиций в парламент с жалобами на огораживания известно больше тысячи. Число вооруженных выступлений не меньше, но наверняка мы обо всех не знаем: учитывались они не как восстания, а как разбойные нападения.

Рабочим машины несли не богатство, а безработицу. Изобретатель механической прялки Харгривз едва унес ноги от разъяренных прядильщиков, которые устроили в его доме погром и поломали все «Дженни».

Борцов с машинами стали называть «луддитами». Ходил слух о неком Неде Лудде, который уничтожил первые чулочные машины. Существовал ли он в действительности, до сих пор неизвестно. Но в него верили, его называли «королем Луддом» или «генералом Луддом». В наше время «луддит» – слово почти ругательное… Враг технического прогресса, борец с новым и совершенным. Тогда же «подданные» «короля Лудда» старались избежать голодной смерти. Они собирались по ночам на торфяниках, окружающих индустриализованные города, и там обменивались оружием, занимались строевой подготовкой. Потом нападали на фабрики, ломали и сжигали машины, громили продовольственные лавки, убивали членов магистрата, офицеров и полицейских.

Уничтожение машин Парламент объявил наказуемым смертной казнью. Известно, что в 1813 г. 17 человек были казнены, а больше 2 000 луддитов – отправлены в Австралию. В 1811–1813 гг. против луддитов было брошено больше солдат, чем против войск Наполеона. Эта гражданская война шла тихо и незаметно.

Сражения между луддитами в Западном Райдинге, в графстве Йоркшир в начале 1812-го, в Ланкашире – в марте 1812 г., у фабрики Бартонсов в Миддлтоне и фабрики Вестоутон – в том же году велись с участием нескольких тысяч человек, с применением артиллерии 81.

Устойчивости английского государства помогли колонии. Для Англии они были не только способом и средством обогащения метрополии, но и клапаном для аварийного сброса социального напряжения. Колонии снимали внутреннее напряжение в Британии, позволяя не доводить дело до вооруженного взрыва: в XVII–XVIII вв. за море уезжали религиозные «диссиденты», то есть «инакомыслящие», не согласные с догмами англиканской церкви. Бродяги и каторжники, отбыв австралийскую ссылку, домой не возвращались: океан не Байкал, в омулевой бочке не переплывешь.