Брене Браун - Стать сильнее. Осмыслить реальность. Преодолеть себя. Всё изменить

Большинство из нас в слишком молодом возрасте вышли за рамки «женского поведения» и перешли к поведению, вызывающему осуждение. Теперь, будучи женщиной и матерью дочери и сына, я могу сказать вам точно, когда это происходит. Это происходит в день, когда девочки начинают плеваться дальше, стрелять лучше и лазать по деревьям быстрее мальчиков. Когда этот день наступает, мы начинаем получать сообщения как деликатными, так и более прямолинейными способами о том, что надо быть женственнее, следить за своими манерами, не умничать. Это поворотный момент и для мальчиков. Это тот момент, когда они встречаются со своим «белым конем». Эмоциональный стоицизм и самоконтроль вознаграждаются, а романтично-мягкие эмоции будут наказаны. Уязвимость теперь считается слабостью. Гнев становится приемлемой заменой страха, который запрещен.

По-моему, не приходится сомневаться в том, что подобные правила касаются и мужчин и женщин. И не только мужчины препятствуют интеграции, но и женщины. Хотя есть много женщин, которые стремятся к другому образу жизни, но по-прежнему немало таких, кто верен системе, где нежность и жесткость доводят до крайности. За нежность принимается заискивание, а жесткость превращается в «выкручивание рук».

Эти роли и поведение усваиваются в детстве, даже если они не отражают того, кто мы есть в глубине души. Гендерная политика похожа на танец. Если вы когда-либо видели, как танцуют быструю техасскую польку, то вы понимаете, о чем я говорю. Сама полька представляет собой сочетание танцевальных па и хорошо отрепетированных компромиссов, независимо от того, кто кого (юноша девушку или наоборот) приглашает на танец. И в то время как музыка и движения могут отличаться в зависимости от местоположения или фона, лежащие в основе ритмы в значительной степени те же самые, что были во времена моей прапрабабушки. От Лонг-Айленда до Кремниевой долины страх показаться слабым заставляет людей притворяться, что они никогда не испытывают страха, одиночества, растерянности, уязвимости или заблуждений. А страх показаться бессердечной, несовершенной, претензионной или враждебно настроенной заставляет женщин притворяться, что они никогда не устают, не амбициозны, не злятся или даже не голодны.

Слово «ностальгия» кажется относительно безвредным, в нем даже слышатся приятные нотки, но давайте посмотрим на его греческие корни: nostos, что означает «возвращение домой», и algos – «боль». Идея романтического налета для облегчения боли выглядит соблазнительной, но она еще и опасна. В самом деле, в случае с моей семьей соблазнительная ностальгия граничит со смертью.

Когда вас вырастили такие рассказчики, которые воспитывали меня, ностальгия для вас – ходовая валюта. В сложных семейных историях вдруг появляется некая поэзия. Независимо от того, сколько раз мы слышали эти истории, мы любим их, даже зная, что они изрядно попортили-таки нам настроение в свое время, но однажды правда прорвалась прямо через ностальгию этих историй, когда я села поработать над одним из последних проектов своей магистерской программы – семейной генограммой.

Генограмма – это инструмент, который используют специалисты в области поведенческих практик, чтобы визуально изобразить историю отношений клиента с окружающим миром. В генограммах используются сложные символы для истории здоровья и социально-эмоциональных отношений между членами семьи. Я люблю карты, и я люблю отношения, поэтому я с радостью достала бумагу, заточила цветные карандаши и позвала маму, чтобы поговорить с ней о нашей семейной истории. Два часа спустя я смотрела на карту, которую можно было назвать: «Выматывающая история, штат Техас. Герои: семья Брене».

Глядя на эту карту, я поняла, что многое из того, что мы списывали на сложную жизнь, в действительности было просто зависимостью и проблемами психического здоровья. Да, были прекрасные фольклорные рассказы о борьбе, триумфе и восстании, но одна за другой шли истории травм и потерь. Я помню, как в какой-то момент я сказала: «Господи, мама… Это же страшно! Какого черта?» Она ответила: «Я знаю. Я жила с этим».

Две недели спустя, 11 мая 1996 г., я закончила магистратуру, перестала выпивать, курить и 12 мая 1996 г. пошла на свое первое собрание общества Анонимных Алкоголиков. Я не была уверена, что я алкоголик, но я была довольно бесшабашной в юном возрасте и не хотела стать сложным персонажем в чьей-то истории или жертвой зависимости в чьей-то генограмме.

В «Дарах несовершенства» я рассказываю об этой группе и о своем первом спонсоре – приятельнице, которая решила, что у меня предрасположенность к «салату из зависимостей», то есть не к какой-то одной, а ко всем «по чуть-чуть». Она предложила мне перестраховаться и бросить пить, курить, быть вместо родителя своим братьям и сестрам и начать нормально питаться. Я последовала ее совету и, если честно, обнаружила, что у меня сразу же появилось много свободного времени. С тех пор я уже двадцать лет не выпиваю и не курю, гораздо лучше справляюсь с семейными делами и люблю вкусно поесть.

За эти двадцать лет я узнала, что в действительности мне нужна группа Анонимной Уязвимости, то есть место, где встречаются люди, которым свойственно замалчивать чувства, сопровождающие потерю контроля, погружение в неопределенность или эмоциональное воздействие. Когда я «скинула» со своей семейной истории ностальгию и увидела скрытые там настоящие травмы, то начала понимать, почему мы не говорим об эмоциях. Из того, что с нами происходит в результате душевной травмы, худшее – это наша способность (или даже готовность) быть уязвимыми. И это необходимо исправить.

Иногда глубокая любовь к родителям или чувство лояльности к семье способствует рождению мифа, который мешает заглянуть за ностальгию и увидеть истину. Мы не хотим никого предавать; не хотим быть первыми, кто проявит любопытство, задаст вопросы или поставит произошедшие события под сомнение. Мы спрашиваем себя: «Как я могу любить и защищать свою семью, если разбираюсь с такими трудными истинами?» Для меня ответ на этот вопрос таится в другом вопросе: «Как я могу любить и защищать свою семью, если я не разбираюсь с такими трудными истинами?»

Мы знаем, что генетика заряжает ружье, а окружающая среда нажимает на спуск. Для того чтобы научить своих детей быть сильными, мы в первую очередь должны научить их видеть правду в своих поступках. Я сказала своим детям: «Выпивка для вас не может быть такою же, как для ваших друзей. Вы должны это знать и понимать». Я также не представляю истории своей юности как рассказы «о старых добрых днях нашей бурной молодости». Да, есть замечательные семейные воспоминания и рассказы о сумасшедших приключениях, которыми я люблю делиться, но, когда дело доходит до разного рода зависимостей, медицинских историй и психического здоровья, я считаю, что ностальгия способна быть смертоносной.